Молитва и богослужение в жизни Церкви

Молитва и богослужение в жизни Церкви

Бобринский Б., прот. 

Молитва и богослужение в жизни Православной Церкви


А. МОЛИТВА

Молитва есть средоточие нашей духовной жизни, в которой душа стремится войти в непосредственное соприкосновение и общение с Богом. Человек естественно нуждается в Боге, Который один может насытить духовный голод человека, если сам человек не заглушает в себе своей обращенности к духовному миру, и если он не удовлетворяется той пищей, которую ему предоставляет «мир сей». В молитве человек находит свое внутреннее равновесие. Он познает, откуда он приходит и куда он идет. В молитве духовные искания и стремления, присущие каждому человеку, принимают определенное направление. Благодаря ей гармонично развивается вся личность человека, внутренне подчиняясь определенному ритму, и через нее крепнет в человеке самая интимная, таинственная и индивидуальная часть его личности, которой он соприкасается с Началом всякого бытия и жизни.

От самого своего рождения христианин в общении с Богом; он входит даже в Завет или Союз с Богом: посредник этого завета — Сам Христос, Который Своей Кровию разрушил преграду между Богом и человечеством, воздвигнутую грехом. Свидетель завета — Дух Святой, Который изливает на человека дары и этим свидетельствует, что прощение Божие действенно и что мы усыновляемся Небесному Отцу. Наконец, местом заключения этого завета является крещальная купель, в которой человек рождается к новой жизни в Церкви. Крещение — духовное событие в жизни человека; но как часто оно, увы, воспринимается как непонятный и лишь благочестивый обряд. Крещением мы пробуждаемся к духовной жизни и входим в реальное и нерушимое общение с Богом.

Естественная стихия христианина в Церкви — молитва. Молитва определяет самое бытие Церкви и каждого ее члена в отдельности. В предстоянии перед Богом и находит Церковь свое назначение и подлинное бытие. Потому храмовая молитва выше домашней молитвы, сколь бы искренней и горячей последняя ни была. Храмовая молитва возносится от всех верующих, собранных воедино во имя Христа, и составляющих Церковь, Тело Христово; Глава Церкви — Сам Христос, Который невидимо, но реально присутствует в Церковном собрании. Храмовая молитва не противоречит частной, а наоборот, ее предполагает и требует. Для Бога неизмеримо ценны наши личные молитвенные движения и излияния, ибо Он обращается к каждому из нас в отдельности, и мы Его слушаем и втайне отвечаем. Но, входя в храм, мы расширяем свои молитвы до пределов всей Церкви, перестаем быть замкнутыми в себе, «погруженными в свою печаль», «не только сливаемся с другими людьми в этом молитвенном единстве, но и вбираем в себя, в глубину своих личных и интимных движений все неисчислимое богатство молитв, в которых Церковь себя выразила». Эти чужие молитвы, составленные издревле великими подвижниками, познавшими и полюбившими Бога до конца, становятся своими привычными; мы в них вживаемся и постепенно до них вырастаем. Наконец, в церковной молитве мы молимся не одни, а вместе с Самим Христом, сливаясь с Его Первосвященнической молитвой за мир, и «Сам Дух Святой ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными… ибо мы не знаем, о чем молиться как должно» (Рим. VIII, 26).

Конечно, молитва Церкви совершается и независимо от нашего участия ибо в Церкви молится Сам Дух Святый. Эта молитва есть объективная и вечная реальность, тогда как наши частные усилия немощны и непостоянны. Так, например, и Евхаристическая Жертва совершится и тогда, когда моя личная жертва в нее не включилась. В этом и вся ценность Устава, Типикона, богослужебных правил, литургических канонов, которые мы соблюдаем не ради послушания букве Устава, а потому, что Устав сохраняет и обеспечивает молитвенное единение всех членов Церкви, рассеянных в пространстве и времени.

Устав есть гармоническое целое, очень логичное и целесообразное. В нем закрепляется молитвенный опыт самой Церкви, литургическое переживание многочисленных и часто безымянных авторов наших служб.

Итак, в Церкви человек перестает молиться своими словами и только о себе, а научается молиться со всей Церковью и за всех; он уж не своей лишь верою верит, согласно своему частному разумению, а согласуется с верою Церкви, в эту веру включается и ее хранит непорочно; перестает он, наконец, и жить для себя и для своего, а входит в жизнь Церкви, в благодатную жизнь, данную Богом в Иисусе Христе, где, по словам ап. Павла, «уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. II, 20). По этому поводу А. С. Хомяков пишет: «Никто один не спасается. Спасающийся же спасается в Церкви, как член ее, и в единстве со всеми другими ее членами. Верует ли кто, он в общении Веры; любит ли, он в общении Любви, молится ли, он в общении Молитвы. Посему, никто не может надеяться на свою молитву, и всякий, молясь, просит всю Церковь о заступлении, не так, как будто бы сомневался в заступничестве единого ходатая Христа, но в уверенности, что вся Церковь всегда молится за всех своих членов. Молятся за нас все ангелы и апостолы и мученики и праотцы, и всех высшая Мать Господа нашего, и это святое единение есть истинная жизнь Церкви». (Церковь одна, Полное собрание сочин. Прага, 1867 г. стр. 18).

Христос призывает нас не к одному лишь индивидуальному нравственному и духовному совершенствованию, но ко вхождению в Царство Спасения. Царство Божие есть брачный пир, на котором возлежат званные, Дом Отчий, семья, в которую возвращается блудный сын. В Церкви молитва приобретет свой подлинный смысл. Она по природе своей соборна.

Конечно, личное благочестие и внутренняя жизнь не есть обязательно дурной индивидуализм или религиозный субъективизм. Подлинная религиозная жизнь не есть эгоистическое самозамыкание в себя. Без благочестия и индивидуального возрастания и подвига, богослужение становится внешним, формальным и безличным. Отцы и подвижники учат о пути спасения отдельного человека и

о личном кресте каждого из нас, о невидимой брани души, об уходе от мира, о доброй победе, о воздаянии праведных. Но этот личный подвиг, этот отдельный путь каждого христианина осмысливается не в духовном одиночестве, а в Теле Христовом, которое есть Церковь. «Стяжи Духа Святого и тысячи вокруг тебя соберутся», говорил преп. Серафим Саровский. Тот, кто совершенствуется, неизбежно подымает и других людей вокруг себя; согрешающий же тянет и других с собою в бездну погибели (см. I Кор. XII, 26).

Апостолы спрашивали у Христа: «Господи, научи нас молиться». И Христос им ответил: «Когда молитесь, говорите: Отче наш, Иже еси на небесех»... Христос — наш единственный путь к Богу и Отцу и единая дверь спасения. Его подвигом и крестной жертвой мы обретаем дерзновение у Отца: «О чем ни попросите у Отца во Имя Мое, даст вам». Но молитва — это дар Божий: через нее проливается к нам в душу свет Божественной благодати. Молитва, вместе с тем, есть личный дар Богу, принесение Ему всей нашей жизни, всего того, что для нас есть самого дорогого и близкого; лишь предав Христу Богу все, мы в Нем и находим себя в полном и подлинном смысле. Подчинив свою волю и свои желания воле Божией, мы в Нем становимся свободными и возвышенными и просветленными, т. к. в огне Божией любви сгорают наши грехи, недостатки и стремление ко злу. «Будьте совершенны, как и Отец ваш Небесный совершен». Лишь через молитвенный подвиг мы можем достичь совершенства, ибо в молитве мы предаем наши мысли, слова и дела водительству Божию. Не забудем, наконец, что молитва есть сильное оружие против врага рода человеческого, диавола, который находится в каждом из нас и ищет нашей погибели. Когда мы молимся, то уже не мы одни ведем борьбу, а сила Христова, которая в нас. Сами по себе мы немощны и бессильны, но через нашу немощь действует и побеждает Божия благодать.

Обычно подразделяют молитвы на три категории: просительная, благодарственная и славословная. Просительная молитва — низшая степень богообщения, в которой человек осознает свое бессилие и просит у Бога исполнения своих нужд и потребностей, материальных и духовных. «Просите и дастся вам». Но не о всем должно просить Бога, Который, как любящий Отец, Сам знает наши нужды. Ищите прежде всего Царствия Божия, и все остальное приложится вам. Ревнуйте о дарах духовных, поскольку человек находится всегда в состоянии греховном, он постоянно нуждается в благодатной помощи Божией. В просительной молитве выражается также наша любовь к ближним, и она угодна Богу. В благодарственной молитве верующий стоит перед Богом, как сын перед Отцом, и уже ничего не просит, а помнитблагодеяния Божии и воздает за них должное Богу. Внимание уже не обращено на свои нужды, а на Бога, Источника всех благ, Который не перестает их изливать на всех нас. Евхаристия есть церковная молитва «благодарения», в которой Церковь, вспоминая весь Христов подвиг искупления и спасения человечества: «крест, гроб, тридневное воскресение, одесную седение, второе и славное паки пришествие», — благодарит Бога. Непрестанно христианин должен благодарить Господа за Его ежедневные щедроты к нему. «Непрестанно благодарю за вас, вспоминая вас, в молитвах моих» (Еф. I, 16). «Благодарю всегда за все Бога и Отца, во имя Господа Нашего Иисуса Христа» ( — V, 20). Наконец, бывает молитва славословная, в которой человек находится в соприкосновении с неизреченной тайной Божественного величия. Здесь более нет речи об исполнении прошений, даже и бывшие благодеяния не воспоминаются: душа бескорыстно прославляет Бога, славословит Его Святость, исповедует Его величие, и тем самым забывает о мире, и сосредоточивается в созерцании Бога. Высшее выражение церковного славословия есть тоже литургия, когда вместе с ангельскими силами, окружающими престол Божий, мы воспеваем Трисвятую песнь: «Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф, исполнь (полны) небо и земля славы Твоея».

Надо стремиться к тому, чтобы молитва не исходила только от уст, а чтобы она совершалась умом и сердцем. Не сразу и не легко внутренние тайники души просветляются непрестанно памятью о Боге. Для этого необходимо большое усилие, ибо даром молитвенный дар не приходит: «Помощь Божия всегда готова и всегда близ, — пишет святитель Феофан Затворник, — но она уделяется только ищущим и трудящимся и притом тогда, когда ищущие переиспытывают все свои средства... и полным сердцем начнут взывать: Господи помоги. А пока остается хоть малое чаяние чего-либо от своих способов. Господь не вмешивается сюда, как бы говоря: чаешь сам достигнуть. Ну и жди... Но сколько ни будешь ждать, ничего не будет. Даруй вам Господи дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно» (Собрание писем, IV, 41). Молитва должна стать живой беседой с Богом и может и не облекаться в словесную форму. Это собирание духа в себя требует труда, умения и опытного руководства. Немало пользы нам приносит опыт подвижников и святых в научении молитвенному искусству. Первым шагом в молитвенном делании является определение ежедневного правила; молитвословы содержат молитвы утренние, вечерние, на разные случаи и потребы жизни. Важно избрать себе такое правило, не слишком длинное, по мере сил, и его неослабно держаться. Одним из первых условий молитвенного преуспеяния — постоянство в исполнении положенного правила. Став на молитву, нужно отрешиться от всего земного, от всего чувственного, от эмоций, от субъективных переживаний, от всего того, что отвлекает ум от горнего.

Значение молитвы не в прочитывании правила, а в усваивании умом и сердцем смысла слов, так, чтобы молитва была бы воистину стоянием перед Богом и живым с Ним общением. «Молитва без умного и сердечного к Богу обращения – не молитва» (Феоф. Затв.).

Трудно достичь полного сосредоточения. Многословие и есть та молитва, при которой ум блуждает по посторонним предметам в то время, как уста произносят священные слова. Но и «многословие в молитве, — пишет о. Александр Ельчанинов в своих Записях, — хотя бы тем уже хорошо, что наше сознание дольше привязано к святым словам. Если при этом нет даже полной погруженности в смысле произносимых слов, а только отвлечение от пустяков, суеты, забот, нечистых мыслей, и то это очень много. А если к этому — переживание хоть 1/100 читаемого, то душа приобретет этим неисчислимые сокровища». (Записи, стр. 53).

Преп. Серафим Саровский учит, что цель христианской жизни есть стяжание Св. Духа, и что молитва есть одно из лучших средств для достижения этой цели: «Велика сила молитвы, говорит он, — и она более всего приносит Духа Божьего и ее удобнее всего всякому исправлять. Молитвою мы с Всеблагим и Животворящим Богом и Спасом нашим беседовать удостаиваемся, но и тут надобно молиться лишь до тех пор, пока Бог Дух Святый не сойдет на нас в известных Ему мерах Небесной Своей благодати. И когда благоволит Он посетить нас, то надлежит уже перестать молиться. Чего же молиться тогда Ему: «Прииди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наши», когда уже пришел Он к нам, во еже спасти нас» (Беседа с Мотовиловым). Молитва таким образом направлена к конечной цели Богообщения — к единению со Христом, стяжанию Св. Духа, приобретению царства Божия внутри нас. К этому должен стремиться каждый христианин, стать живым храмом Божиим, сообразным Христу, носителем Св. Духа, совершенным, святым…

Огромное значение имела в образовании «православной мистики» Иисусова молитва, так называемая умная молитва или умное делание. Она состоит в непрестанном повторении Имени Иисусова, связанного с молитвою «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Благодаря постоянному памятованию Иисуса, очищается ум, просветляется «внутренний человек» Божественною благодатью и вселяется в душу Святой Дух. В православном аскетическом предании, «молитва Иисусова» является средоточием всей духовной жизни, «источником всех добродетелей, пищей для души, матерью слез и просвещением духа». Мистическое предание «Иисусовой молитвы» восходит к ранней христианской древности и дошло до нас через Синайское и Афонское монашество, а затем уже и через русское духовное предание в лице преподобного Нила Сорского, Паисия Величковского, великих «старцев»: преп. Серафима Саровского, Оптинских Старцев, Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника, и совсем близко к нам, отца Иоанна Кронштадтского.


Б. БОГОСЛУЖЕНИЕ

Когда верующий входит в храм, он погружается в иной мир, не похожий на тот, в котором он вращается каждый день. Самое устройство храма, архитектура, убранство, духовная настроенность песнопений, весь символизм предметов и действий — свидетельствует об особой таинственной, но реальной жизни, которая захватывает душу и устремляет ее к Богу, к потустороннему миру. Разителен контраст двух миров, мира вне храма, страждущего, греховного, хаотического, самозамкнутого, не помнящего и не боящегося Бога; и дома Божия, который есть средоточие мира умиротворенного, прощенного, наполненного духовным смыслом и богатством, которые постепенно раскрываются верующему. Эта потусторонняя реальность, эти радость и мир, отблеск неземной красоты, обусловливаются необычайной молитвенной силой, которая чувствуется в храме. Лики святых отрешены от всего чувственного и земного, и в молитвенном недвижимом горении уносятся в область неизреченного, стремятся к соединению со Христом. Музыка необычайная, то покаянная, то торжествующая, ликующая о радости Воскресения; но она не пленяет и не заковывает душу, а окрыляет и возносит ее; Ее силою молитвенные речения крепче запечатлеваются в душе. Само построение и архитектура храма не случайны, а обращены к центру его, к престолу, на котором приносится бескровная Жертва Евхаристии: Евхаристия же есть сама жизнь и бытие Церкви.

Храмовое искусство по природе своей символично: духовная реальность выражается посредством форм, красок, звуков, жестов — освобожденных от чувственности и плотяности. Формы и краски стилизованы; икона не стремится передать портретное сходство или все натуральные детали. Преобладает смысл, идея, направленность. Этой своей символичностью, икона отличается от благочестивых религиозных изображений. Икона не самозамкнута в себе, а направляет взоры к содержанию символов, т. е. к тому, что красками не передается. В икону нужно вглядываться, в церковную музыку — вслушиваться для того, чтобы постичь их духовную красоту и силу, и по мере внутреннего постижения духовно возрастать и раскрываться. Часто икона кажется безжизненной, лики святых сухими, неприветливыми, безрадостными, изможденными. Но по мере того, как всматриваешься, она оживает, и содержание ее проникает в душу, которая самодвижно начинает молиться, т. к. затронуты глубочайшие ее струны в молитвенном созерцании иконы.

Увы, современное религиозное искусство обмирщилось, очеловечилось и далеко ушло от золотых веков византийского и древнерусского иконописного творчества. Скрылось все потустороннее, видения двух миров, ада и рая. Расцвело человеческое творчество, которое стремится изобразить все понятным языком, доступным непосредственному душевному восприятию. И это стремление претит и противоречит основному закону молитвы, которая есть преодоление человеческой ограниченности путем подвига, путем расширения своего «Я» до пределов Церкви. Не церковное искусство (иконопись, музыка) должно принижаться до эстетического вкуса среднего обывателя; не молитвы и божественные истины должны выражаться на языке и в формах, доступных низшему уровню массы, а наоборот, всякий входящий в церковное собрание должен возвышаться до возраста Христова, в меру данной ему благодати и приложенных им усилий, воспитывать свои эстетические ощущения, углубляясь в Божественную истину. Так же и в чтении молитв не должно быть декламации или театральности, слова не должны выделяться; не свойственна этому чтению искусственная интерпретация состояния души. Часто мы остаемся безразличными к церковному чтению, которое монотонно и не всегда отвечает нашему настроению или нашему пониманию. Но в этом-то и состоит их огромное воспитательное значение. Они приучают нас правильно молиться, предлагают ритм и колорит, испытанный, проверенный духовным опытом всей Церкви, вкладывают наши настроения в определенные рамки, и, преобразуя их в единое молитвенное пламя, возносят до престола Божия.

В храме невидимо присутствует Сам Христос; храм — символ и предвкушение славы Небесного Царства: «В храме стояще славы Твоея, на небеси стояти мним». Потому икона, которая неотъемлема от Церкви, отражает эту небесную славу и нас к ней приобщает. В иконе присутствует и действует сама благодать Христова. Стоя перед иконой Христа, мы молимся Самому Спасителю. Религиозное чувство не довольствуется одним духовным созерцанием, и ищет немедленного и осязательного единения. Православие далеко от всякого рода спиритуализма. Человек состоит из тела и души, неслиянно и нераздельно соединенных воедино. Так и в Церкви все двухприродно, материально и духовно. Но в иконе плоть очищена, одухотворена: и взирая на святые лики, душа молящегося в свою очередь просветляется и возвышается.

Приступая, наконец, к самому церковному богослужению, надлежит сперва отметить внутреннюю связь церковной молитвы с самой природой Церкви. Мы уже видели выше, что архитектура и иконопись по природе своей евхаристичны, направлены к таинственному сочетанию Божеского с человеческим. Это же можно сказать про самое молитву и про все храмовое богослужение, смысл которого на в распространении на все человечество спасительного подвига Христова Искупления. Центр и вершина христианской молитвы — в Евхаристии, в которой осуществлено примирение Бога и человечества, в которой происходит таинственное сочетание Бога и людей.

Крестный подвиг совершен раз навсегда на Голгофе, но он имеет значение на все времена и распространяется на все человечество.

Искупительная смерть Христа находится в центре истории, она совершилась, когда пришла полнота времен и сроков. С этого момента начинается новая эра, Новый Завет между Богом и людьми. Вся история мира определяется центральным событием Христова Воплощения и Искупления: Сын Божий воплотился и воспринял человеческую падшую природу для того, чтобы спасти все погибающее человечество и примирить его с Богом.

Все историческое развитие Церкви протекает между двумя основными событиями Первого и Второго Христова пришествия. В церковных молитвах постоянно вспоминается Христос, пришедший в мир во плоти и рабьем образе, ожидается Христос грядущий во славе, «Ей гряди, Господи Иисусе». Но между этими двумя пришествиями, Христос не отсутствует, а неизменно пребывает в Церкви и обитает в душах верующих в Него. В Церкви продолжается Дело Христово или, лучше сказать, оно нами усваивается, становится нашим делом. Церковь, собранная во Имя Христово на Божественной Литургии, совершает таинства Тела и Крови Христовых для приобщения Христу, соединяясь с Ним через вкушение Его Тела в образе хлеба и Его Крови в образе вина. Слово «Литургия» означает буквально – «общее дело». В одном этом наименовании нам раскрывается глубокий смысл литургии и вообще церковной жизни. В Церкви нет ничего частного, индивидуального. Все христиане, как члены единого организма, призваны жить общей жизнью; апостолы и первые христиане «были вместе и имели все общее». В литургии осуществляется этот завет единства и единодушия. Возносится единая молитва из уст всех верующих. Можно сказать, что в литургии Церковь находит самое себя. Как у каждого человека молитва, соединяющая его с Богом, есть самый важный акт в жизни, так и для Церкви в целом, общая молитва, т. е. литургия, является центром всей жизни. Без литургии Церковь перестает быть Церковью, и становится каким-то общественным безжизненным предприятием. Подобно тому, как отдельный человек познается не по внешнему виду, а из того, к чему он стремится, как он молится, так и сущность Церкви раскрывается в Ее стремлении объединить всех в общем деле, в литургии, в которой мы учимся также нести бремя друг друга.

«Таким образом все, вступивши в сожительство с Богом, — пишет св. Игнатий Богоносец к христианам Магнезийской Церкви в Малой Азии, - оказывайте друг другу уважение, и никто не взирай по плоти на ближнего, но всегда любите друг друга во Иисусе Христе. Да не будет между вами ничего такого, что могло бы разделить вас; но будьте в единении с епископом и председящими, во образ и учения нетления.

Посему, как Господь ничего не делал без Отца, ни Сам Собою, ни чрез Апостолов, будучи в постоянном единении с Ним: так и вы ничего не делайте без епископа и пресвитеров и не пытайтесь совершать что-либо отдельно, если бы вам иное и представилось основательным; но на одном месте да будет одна молитва, одно прошение, один ум, одна надежда в любви, в радости беспорочной. Един Иисус Христос, и лучше Его нет ничего. Посему и Вы стекайтесь к одному жертвеннику, как к Единому Иисусу Христу, который изшел от Единого Отца и в Едином пребывает, и к нему Единому отошел».

Религиозные люди с самых первобытных времен общались с неведомыми им силами через приношение жертв. В Ветхом Завете мы также находим целые своды законов, которые определяют время и качество жертв, которые надо приносить. Но Ветхозаветные жертвы были только прообразом единой настоящей угодной Богу Жертвы, и приготовлением к ней. Жертва Христова единственная действительно приятная Богу; Христос Самого Себя принес в жертву чистую, благоухание которой дошло до престола Божия. Впервые руки, приносящие жертву, были действительно чисты, непричастны греху, и потому эта жертва имела силу, какую никогда никакая другая иметь не может. Только эта Жертва примирила нас с Богом. Мы знаем это потому, что Бог Отец воскресил Своего Сына и послал в Церковь Святого Духа в Пятидесятницу. Вот почему Воскресение Христово имеет такое не сравнимое ни с чем значение. В нем основание всей нашей веры, всей нашей религиозной жизни, это — печать нашего примирения с Богом. «Таков и должен быть у нас Первосвященник: святый, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес, Который не имеет нужды ежедневно, как те первосвященники, приносить жертвы сперва за свои грехи, потом за грехи народа; ибо Он совершил это однажды, принесши в жертву Себя Самого» (Евр. VII, 26-27).

Тайна Жертвы Христовой, Его смерти и Воскресения так глубока, так всемирна, что она превышает границы времени и пространства. Смерть и Воскресение Христово имеют значение не только для Иерусалима, 2000 лет тому назад, но во все времена, во всем мире. Для нашей духовной жизни, для нашего спасения, нет разницы, что мы живем теперь, а не во время земной жизни Христа, потому что в литургической Жертве Христос так же близок для нас теперь, как и мы для очевидцев Его земной жизни. Вот мы и дошли до смысла литургии. Литургия есть наше приобщение к Христовой Жертве, образ смерти и воскресения Христова. Перед престолом Божиим все литургии всех времен как бы сливаются с Христовой Жертвой и составляют одну Жертву, одну Литургию, в которой участвуют все люди всех времен. Каждая литургия есть, следовательно, Литургия всей Церкви, и в каждой литургии раскрывается весь Искупительный подвиг Христов о человечестве, прошлом, настоящем и будущем.

Во время литургии мы стоим перед Крестом Христовым вместе с Матерью Его и возлюбленным учеником. В литургии мы преломляем хлеб и пьем из общей чаши с Христом и Его учениками, делаемся участником Его смерти и воскресения. Вся Пасхальная радость сосредоточена в причастии Тела и Крови Христовой. Радость о победе над демоном, грехом, смертью. Эта победа Христова есть и наше торжество; здесь мы вступаем в ряды Его войска и получаем дары Св. Духа, в них приобщаемся новой и благодатной жизни в Церкви.

То, что было рассеяно по всему миру, через Евхаристию вновь собирается воедино. В Святом Причащении мы соединяемся со Христом, но не индивидуальным путем, а со всей Церковью. Там, где литургия, там и Церковь. Мы закрепляем свою принадлежность к Церкви через приобщение Св. Таин.

В первые века христианства всякий, кто не участвовал в Евхаристическом собрании, отлучался от церковного общения, ибо этим он сам отсекал себя от Тела Христова, Церкви. Весь смысл нашей жизни в Церкви и есть единство со Христом. Что же у нас остается, если мы отказываемся от Тела и Крови Христовых, предлагаемых нам? «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ио. VI, 53). По своей структуре и форме молитв литургия действительно есть дело не только священника, но и всего собрания. Потому, например, молитвы произносятся во множественном числе, за исключением тех, в которых священник молится о самом себе. В священнослужителе воплощается все церковное собрание, от имени которого и за которое он ходатайствует.

Кроме того, народ, участвующий в жертвоприношении, отвечает в самые священные минуты своим согласием на молитву священника.

Вместе с ангелами и небесными силами, народ воспевает Богу Трисвятую песнь. И в ответ на эту хвалу священник продолжает: «И мы с сими блаженными силами, Владыко Человеколюбче, вопием и глаголем», — все мы, все вместе, едиными усты и единым сердцем...

Можно еще прибавить, что в древности молитвы священника произносились громко и во всеуслышание, и народ весь следил и слышал происходящее.

Корни церковной жизни — участие всего народа в Евхаристической жизни, принесение своей жертвы, самого себя, своих нужд, своих грехов в горнило Жертвы Христовой.

Быть лишь зрителем тайнодействия, значит быть вне Тела Христова, подобно приглашенному на пир, который сидит за трапезой, а пищи не вкушает. В древности псалмы и песнопения воспевались всем собранием. Блаж. Иероним пишет, что когда произносилось «Господи помилуй», словно гром раздавался от земли до неба. В наше время не вся церковь поет, а лишь хор, от лица всего народа. Потому глубоко ложно отношение обывателей к церковному пению, как к выполнению артистического номера. Быть певчим — значит нести церковное служение, ибо через хор весь народ молится и отвечает священнику, свидетельствуя о своей вере и ответственности за то, что совершается. Своим безучастным стоянием к церкви, мы как бы подписываем письмо, которого не читали, берем на себя обязательства, которых не знаем.

Церковное богослужение насыщено смыслом и таинственным содержанием, которые становятся доступными верующему через активное участие в богослужении. Постепенно через внешние обряды, жесты, молитвенные выражения, употребление материальных веществ (воды, вина, масла, хлеба, ладана и проч.), раскрывается вечный духовный смысл молитвы Церкви.

Богослужения и литургия имеют исторический и символический смысл. Поэтому всякий, кто их объясняет, не должен ограничиваться одним из этих планов толкования служб.

1) Исторический (буквальный) смысл связан с происхождением священнодействий и с их непосредственной целесообразностью. Например, малый и Великий входы, закрытие дверей, чтение Писания, приношение, преломление хлеба, и т. д.

Вся структура богослужений развивалась в определенных исторических обстоятельствах и условиях, получив отпечаток и начало от Ветхозаветной еврейской службы в храме и в синагоге. Христиане не порвали сразу с храмом, с иудейскими обрядами, а дали им лишь новое содержание.

2) Храм и все проявления молитвенной жизни по природе своей символичны и таинственны. Символическое толкование не есть продукт произвола и благочестивого воображения. Существует постоянная и незыблемая связь между символом (действием, веществом, событием) и той внутренней реальностью, которую он содержит. Через символическое толкование раскрывается таинственная глубина того, что само по себе недоступно телесному взору и чувствам.

Существует: 1) Подлинное символическое толкование литургии, так называемый символический реализм священнодействий, в котором раскрывается необходимая связь действий и их внутреннего смысла. Эта символика освещена и осмыслена всем Искупительным Подвигом, который совершил Иисус, нашего ради спасения; центральное действие этого подвига — смерть и Воскресение Христовы, которые осмысливают все богослужение Церкви. Если мы таинственно со Христом умрем, то мы с Ним и воскреснем. Мы со-умираем Христу в таинствах Крещения и Евхаристии, и уже носим в теле обетования будущего Воскресения, в благодати Божией, дарованной нам еще при жизни. Конечный мистический смысл богослужений — приобщение Богу и участие в вечной литургии Агнца в Небесном Иерусалиме. В свете небесного священнодействия все принимает новый смысл: «Се бо

входит Царь славы», таинственно сокровенный в образе хлеба и вина... «Ныне Силы небесные (огненные серафимы и шестокрылые херувимы) с нами невидимо служат» участвуют во входе со святыми. Это уже не благочестивое воспоминание подвига Иисуса, а славное трагическое воспроизведение Крестной Жертвы, которая раз навсегда совершилась на Голгофе, и сила которой нам сообщается на литургии.

2) Существует также более поздний символизм богослужений, так называемое изобразительное его истолкование, например, в толковании обрядов литургии, как изображение земной жизни Спасителя. Возникло это аллегорическое толкование в византийскую эпоху: византийские литургисты и мистики (как, например, препод. Максим Исповедник, Николай Кавасила, Симеон Солунский и др.) чрезвычайно ценили так называемое духовное понимание храмовой молитвы.

Не умаляется величие и божественность православного богослужения оттого, что происхождение его можно проследить во всех подробностях и что оно восходит не только к первым векам христианства, но имеет колыбелью Древний Израиль.. Весь подвиг Боговоплощения лишен смысла, если отделить его от Ветхозаветной истории, в течение которой Бог подготовлял народ, избранный Им Себе в удел. Он отделил его от других народов, провел через горнило испытаний. Израиль забывал Бога, терпел наказания и приносил покаяние в лице своих представителей, пророков, царей и мудрецов, и удостоился, наконец, дать человечеству Пречистую Деву Марию, Матерь Господа.

В Ветхом Завете Бог открыл тайну Своего бытия избранному народу, и указал подобающее Ему поклонение. Таким образом, иудейская молитва — не один лишь плод народного творчества, — она боговдохновенна, это двусторонний акт, подлинная встреча и союз между Богом и Израилем. Бог постепенно ведет Свой избранный народ к приятию в последние века полноты богооткровения, через воплощение Слова Божия.

Придя на землю, Спаситель исполнял все предписания Моисеева закона; подвергся еврейскому «таинству» обрезания, ходил ежегодно в Иерусалимский храм, посещал синагогу по субботам, но освободил в то же время людей от слепого рабства закону, выявляя, какая жертва угодна Богу. Эта жертва была, прежде всего, совершение добрых дел и милосердие.

И после Вознесения Христова на небо, и после Сошествия Св. Духа, апостолы не переставали соблюдать закон, ходить ежедневно в храм, не вкушали пищи, запрещенной законом. Но своим иудейским обрядам, которыми они дорожили, они придали новое внутреннее содержание. Ветхий Завет, закон и пророчества, находят свое исполнение во Христе, Которого они предсказывали посредством образов и символов. Христос — ключ к пониманию Ветхого Завета, но и Ветхий Завет был необходим для человечества, чтобы народ «уготованный» принял Христа, и мы также через Ветхий Завет, возрастаем к полноте жизни и истины. Ветхозаветным благочестием пропитано церковное богослужение до самых глубоких своих корней и оснований. Лучше сказать, Ветхий Завет есть фундамент, на котором развилось и разрослось церковное богослужение. И форма богослужения, и составные его части об этом свидетельствуют.

Молитва синагоги развилась и превратилась в суточный круг богослужений, т. е. в вечерню, утреню и литургию оглашенных.

Богослужение синагоги состояло из приветствий мира («мир всем»), пения псалмов, чтений Св. Писания, проповеди и различных молитв. В основном — эти пять частей еврейской службы сохранились в христианстве. Ветхозаветная Пасхальная трапеза, которая совершалась в каждом семействе, получила также новое содержание во Христе. Тайная Вечеря стоит на грани между Ветхим Заветом и Новым Заветом. Пасха есть переход: от греха, смерти, от мира сего, где Бога нет — к жизни с Богом. Она — избавление, освобождение от власти диавола. под которым стенает человечество и вся тварь (Рим. VIII, 22). В Ветхом Завете, в истории Израильского народа прообразами возвещается грядущее набавление. Бог выводит Свой народ из-под власти Фараона в Египте и через пустыню вводит в обетованную землю. Совершая ежегодно Пасхальный ужин, евреи вспоминали о милостях Божиих, бывших на них, как их предки в Египте приготовляли Пасхального агнца с горькими травами и с опресноками.

В конце ужина младший член семьи встает и спрашивает о смысле обрядов; глава семьи объясняет все происходящее, повествуя, каким чудесным образом Бог вывел Израиль из Египта. В Евангелии не говорится подробно о всем, что происходило на Вечери, так как Пасхальный обряд был хорошо известен всем читателям; упоминается лишь о том новом, что совершил или сказал Христос, вливая как бы новое вино в старые сосуды. Во время этого священного ужина, в котором принимали участие члены семьи и домочадцы (ни в коем случае язычники и необрезанные), глава семейства благословляет чашу с вином, слуги омывают руки и ноги возлежащим (Христос Сам омыл ноги ученикам в знак смирения). Вкушают горькие травы, вспоминая о горечи Египетского рабства. (Горечь для Христа в ожидании страданий, горечь при мысли, что один из учеников предает Его).

Приближается главный момент трапезы: отец берет хлеб в обе руки, благословляет его, преломляет и раздает. (То же совершил Христос, прибавив те слова, которые потрясли души апостолов: «Приимите, ядите сие есть тело Мое, которое за вас ломается, во оставление грехов». Христос — Хлеб жизни, который мы вкушаем в церковном единении). Обед продолжается. Подают Пасхального агнца – без порока, мужеского пола – с хлебом и травами. Вновь горькие травы. Скорбна и безрадостна Ветхозаветная Пасха. Агнец же указывает на Христа, непорочного и невинного Агнца Божия, Который взял на себя грехи мира и был заклан за нас. Заклание Агнца еще предстоит, Крест недалеко. Но апостолы еще не сознают до конца всего значения переживаемого момента. Кроме, может быть, Иуды, в душу которого вошел Сатана.

В конце обеда подается последняя чаша, особая, торжественная: она – символ участия всех присутствующих в обеде – символ единства. Отец семьи берет чашу в обе руки, поднимает ее, произносит молитву благодарения (по-гречески – Евхаристии), пьет сам и передает всем… (Христос прибавляет слова, которые вновь потрясают слушающих: «Пийте от нея вси, сия есть кровь Моя, Нового Завета1, которая за вас и за многих изливается, во оставление грехов. Творите сие в Мое воспоминание»). Обед окончен. Поются псалмы (псалом 118, Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем — Благословен еси Господи, научи мя оправданием Твоим; этот псалом читается в церкви в субботу и на погребение).

На фоне Ветхозаветного предания, мы имеем теперь перед глазами общую картину Тайной Вечери, которую совершил Иисус с учениками, и мы видим все то Ветхозаветное основание, которое подразумевается в Евангельских повествованиях. Каков же тот новый смысл, который Христос вложил в эти обряды? Совершая вечерю, Христос знает, что должен умереть, знает, что «пришел час Его», тень Распятия, мрак Голгофы витают над Вечерею Любви. Апостолам трудно принять и усвоить, что Христос должен умереть, они все надеются, что вот теперь Мессия будет царствовать во славе. Они не могут вместить, что через страдания и смерть надлежит войти в славу Царства Божия. Теперь Христос говорит ясно: «Недолго уже быть Мне с вами». «Желанием желал Я ость с вами эту Пасху прежде Моего страдания».

И вот, этот хлеб и это вино, которому все по чину приобщаются есть ничто другое, как тело и кровь Христовы. Как этот хлеб — Его плоть будет преломлена. Как это вино — Его кровь прольют. Эта чаша — символ страданий Христовых; агнец — Сам Христос. Горькие травы — горечь Его страстей и оставленности. Сомнений больше нет. Саму смерть Христову переживают ученики на Вечери.

Каков смысл смерти Христовой, смысл этой крови, которая проливается, как кровь агнца на жертвеннике? Это кровь Нового Завета, Нового Союза между Богом и Израилем. Был Древний Союз, Ветхий Союз между Богом и народом, которого Бог избрал Себе, освятил и ко-

_______________

            1 «Завет» имеет два смысла: 1) Союз между Богом и людьми, например, союз Бога с Ноем, с Авраамом, с Моисеем… Союз Христа с учениками – новый союз Бога с человечеством, примирение, прощение. 2) Завещание умирающего, действительное после его смерти (см. Евр. IX, 17).

         261

торого Он вел в постепенном очищении. Печать этого Завета — кровь агнца, который вкушался в каждой еврейской семье.

Но теперь пришел Христос, Бог вступает в Новый Завет, подписанный кровью Невинного, Праведника. Мир теперь реально освобождается от власти демона и греха. — Теперь мы неразрывными узами, самой кровью Христа, так связаны с Богом, что «ни смерть, ни жизнь, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. VIII, 38-39).

Нельзя говорить о Ветхозаветном влиянии на церковное Богослужение и не упомянуть о псалмах, написанных по преданию пророком Давидом, которыми насыщена вся церковная молитва. Нередко даже удивляются тому, что Церковь не создала свою «Псалтирь», которою бы заменила Ветхозаветные псалмы. Но такое удивление — признак глубокого непонимания всего внутреннего соотношения Ветхого и Нового Завета. Христианская молитва родилась в иудейской среде; для апостолов и первых христианских поколений Ветхий Завет давал те образы и выражения и тот литургический материал и молитвенный строй, из которых развилось христианское богослужение. Иудейское влияние сказывается преимущественно в употреблении псалмов в Церкви.

Псалтирь — не просто плод человеческого творчества; она создалась под влиянием божественного вдохновения, а потому не только является возвышенно-поэтическим произведением, не превзойденным по творческому и художественному полету, но и выражает глубокий мистический и богословский опыт и высокое религиозное дерзновение, не вполне понятное иудейскому сознанию до пришествия Христа. Василий Великий пишет, что книга псалмов содержит целое богословие. Псалтирь, как и Ветхозаветные пророчества и мудрость находят свой смысл и исполнение лишь во Христе.

Как мы и видели выше, Псалтирь употреблялась в богослужении синагоги. Сам Христос был воспитан в традициях еврейского благочестия, и боговдохновенными словами Псалмопевца Давида, Он возносился молитвенно к Отцу. В самые роковые моменты Спаситель молился псалмами: «Боже Мой, Боже Мой, вскую (почему) Мя оставил еси?». «В руце Твои предаю дух Мой».

Некоторые псалмы (так называемые Мессианские) непосредственно относятся ко Христу и как бы пророчествуют о Его страстях. Например, Псалом 22-й, в котором описывается смерть невинного Праведника. Псалом начинается со слов, которые произнес Иисус на кресте: «Боже мой, Боже мой, почему Ты оставил меня?.. Но Я — червь, а не человек, поношение у людей и презренный у народа. Все видящие меня ругаются надо мною, раскрывают уста, кивают головой»... Разительным образом этот псалом указывает на распятие Христа (см., например, стихи 15-19): «Как вода, я пролился, и расторглись все кости мои; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Иссохла как черепок кровь моя; язык мой прильнул к устам, и в прах могильный Ты полагаешь меня. Окружили меня псы; толпа злых ходит вокруг меня; пронзили руки мои и ноги мои, Я мог бы перечесть все кости мои. Они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою, и об одежде моей бросают жребий»... Словно на Голгофу перенесся духом Псалмопевец и стоял у подножия креста... Подобными пророчественными местами испещрены, например, псалмы: 31 (ст.: 6, 10-14), 35, 38, 55, 69. Они выражают всю скорбь праведника, страдающего невинно, оставленного не только людьми, но и Самим Богом. Все же Псалмы эти оканчиваются словами надежды на милость и правосудие Бога, Который не даст душе праведника видеть истление, не оставит Своего Помазанного во аде, но в третий день воздвигнет Его из мертвых и даст Ему царство во веки.

Древние христиане никогда не забывали Псалтырь, а наоборот, ставили ее в основу своей молитвы и своем храмовой жизни.

Идя на смерть за Имя Христово, мученики воспевали псалмы наряду с христианскими песнопениями. Спасаясь от «мира сего», подвижники наполняли кельи и пустыни священными песнями Псалмопевца. Очень рано церковные «уставы» узаконили постоянное употребление псалмов на суточных службах и в праздничные дни. Кроме

того установлено еженедельное чтение всей Псалтири, распределенное по всем дням недели.

До нас дошло множество толкований на Псалмы, например, св. Афанасия Великого, св. Иоанна Златоустого, препод. Ефрема Сирина, блаж. Августина и друг.

К несчастью, в наши дни не обращают должного внимания на псалмы, и немногие православные сознают их глубокое значение. Потому и читаются псалмы в храме небрежно и с поспешностью. Потому и молитва наша не похожа на молитву наших отцов. Она бледна, бессодержательна, субъективна, нецерковна; потому она нас не питает и не возвышает. Нужно всячески содействовать возвращению псалтири своего должного и первенствующего места в церковной практике.

То, что говорилось выше о соборной природе молитвы церковной, как о голосе всей церкви, — глубоко верно в отношении к псалмам, которые составляют основу богослужения и духом которых пропитаны также церковные песнопения. Псалмы — молитва Самого Христа, а потому и молитва Церкви, Тела Христова. В историческом своем бытии, Церковь проходит путь своего Божественного Главы, путь страданий, гонений за правду, уничижения, путь крестный и скорбный — смертный. Но во Христе смерть побеждена, и со Христом мы воскреснем. Псалмы звучат радостью Христовой, конечной победой и торжеством. (Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, и да побежат от лица Его все ненавидящие Его... Господь воцарися, в лепоту (в красоту) облечеся... и т. д.).

В. СУТОЧНЫЙ, НЕДЕЛЬНЫЙ И ГОДОВОЙ КРУГ БОГОСЛУЖЕНИЙ

В церкви все часы дня и ночи освящаются молитвой, в которой через естественную смену часов, чередование дня и ночи, света и тьмы, мы молитвенно взираем на Истинное Солнце Правды, Христа Бога, просвещающего всех.

Литургический день начинается с вечера («и был вечер, и было утро, день первый — второй...» Быт. 1 гл.). «Отцы наши», пишет Василий Великий, «не хотели в молчании принимать благодать вечного света, но тотчас как он наступал, приносили благодарение». В то время как заходит солнце и приближается ночь со своими страхами, мраком, искушениями князя тьмы, Церковь служит вечерню, прощается с дневным светом и просит у Бога вечера совершенного, мирного, безгрешного, молит принять вечернее славословие, «как кадильный дым перед Тобою, как приятное благоухание». В древности при закате солнца зажигались светильники. Все богослужения насыщены глубокой символикой света.

Читаются или поются псалмы: 103-ий, воспевающий красоту мироздания, 140-й и др., содержащие вопль праведника, окруженного врагами и оставленного Самим Богом: «Из глубины воззвах к Тебе, Господи, Господи, услыши глас мой». Это зов всякой христианской души, по прежде всего Самого Христа, Который в вечер Своей земной жизни, «с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти; и услышан за Свое благоговение» (Евр. V, 7). Псалмы завершаются упованием на Господа, «истина Которого пребывает во век».

Вечерня завершается молитвой Симеона Богоприимца, которому было дано увидеть Мессию прежде чем умереть; «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по слову Твоему с миром». Наступающую ночь христианин встречает в мире и со спокойной надеждой на Бога, предавая душу свою в руки Его.

Ночь воцарилась — время покою, но и молитве час. Перед сном совершается в монастырях повечерие. Читаются избранные псалмы о скорби праведника, переживающего смертные муки.. «Призри и услыши меня, Господи Боже мой, просвети очи мои, да не усну в смерть»...

«С этой службой Церковь связывает воспоминания о сошествии Христа во ад и освобождении праведных от власти князя тьмы» (Булгаков. Настольная книга священнослужителя, 764). Прилежно молит Церковь Пречистую Богоматерь «Нескверную, неблазную, нетленную», — ходатайствовать о нас пред Божественным Ее Сыном.

Ночь глубока. Идет полунощница, призывающая к бдительности, к подвигу и молитве, молитва сперва мирная, созерцательная. В будние дни читается псалом 118-й, который поют на погребении, и Великую Субботу (на погребении Христа) и во все субботы на утрени. «Блажени непорочнии в путь, ходящии в законе Господни. Блажени испытающие свидения Его, всем сердцем взыщут Его... Благословен еси, Господи научи мя оправданием Твоим... Помянух в нощи Имя Твое Господи, и сохраних закон Твой»... Можно было бы умножить стихи этой дивной и чистой хвалы души, которая день и ночь углубляется в заповеди Божии. Весь Смысл «жизни во Христе» углубляться в заповеди и поучения Господни, в новую заповедь любви, в тайны Божества.

Ночь свята, в ней мы ожидаем пришествия Судии и встречаем Его с зажженными светильниками. «Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, егоже обрящет бдяща; недостоин же паки, егоже обрящет унывающа: блюди убо, душе моя, не сном отяготися, да не смерти предана будеши, и царствия вне затворишися...». Душа призывается подражать ангелам, которые немолчно прославляют Бога.

До восхода солнца уже совершается служба утрени. Символизм утрени весь состоит в переходе от тьмы к свету, от ночи ко дню, от скорби и покаяния к радости, от смерти к Воскресению. Сон и ежедневное пробуждение природы естественно символизируют Смерть и Воскресение Христа. Потому начальные псалмы (Шестопсалмие) мессианского содержания, выражают вопль праведника, который умирает и находится в аду и сени смертной. Псалмы изображают мрак греха и печаль покаяния. Псалмы скорбные потрясают душу: «Сердце мое трепещет, оставила меня сила моя, свет очей моих — и того уже нет... Боже, Боже мой, с ранней зари ищу Тебя, Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя, в земле пустынной, непроходимой и безводной»... Посте-

________________

            1 У древних АД не имел смысла места мучения и наказания грешников. Там вообще находились все души умерших. Туда, «в страну забвения», сошел Христос по смерти, проповедуя им о победе жизни.

         

пенно возрастает надежда, и уже в этих псалмах покаяние переливается с радостью: «Я заснул и спал и встал, ибо Он хранит меня. Господи, восстань, спаси меня, Боже мой»...

В хвалебных псалмах Церковь прославляет Бога, перечисляя все творение. ...«Хвалите Его солнце и луна, хвалите Его все звезды и свет... горы и все холмы, древа плодоносные и все кедры... Всякое дыхание да хвалит Господа». Наконец с восходом солнца священник взывает: «Слава Тебе, показавшему нам Свет», т. е. Христа, предварившего солнце в Своем Воскресении («когда еще было темно», Ио. XX, 1), и рассеявшего мглу греха. Славословится вся Св. Троица. Затем песнь переходит к Воплотившемуся Слову Божию, «Агнцу вземшему грехи мира...». Наконец мы молимся «в день сей без греха сохранится нам». Оканчивается славословие пением Трисвятого.

Солнце восходит все выше и выше. Начинается трудовой день. Но уста верующего полны хвалы Бога: «яко да воспою славу Твою, весь день великолепие Твое». Церковные часы — 1-й, 3-й, 6-й и 9-й — соответствуют по нашему исчислению 7-му и 9-му часу утра, полудни и 3-му часу дня. Каждый час имеет свою тему, в зависимости от времени дня. Кроме того, исторические события жизни Спасителя находят свое применение в часах. В общем псалмы скорбные, покаянные. На праведного воздвигнута брань. Это содержание всей жизни христианина. Брань эта «не против крови и плоти», но против диавола.

В первый час, «когда настало утро... связав Иисуса, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю». (Мф. XXVII, 1-2).

Третий час соединяется с воспоминанием о суде Пилата над Спасителем, мучениях, претерпленных в претории и ведении на Голгофу. В третий час Дух Святый сошел па апостолов в Пятидесятницу. Потому Великим Постом поется молитва о призвании Св. Духа: «Господи, иже Пресвятого Твоего Духа в третий час апостолам Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящихся Тебе».

В шестой час Иисус был распят на кресте между разбойниками. В этот же час, по преданию, Христос вознесся от учеников на небо. На кресте Иисус прославляется, побеждает князя мира и всех приводит к Себе. «И когда Я вознесен буду от земли; всех привлеку к Себе. Сие говорит Он, давая разуметь, какою смертию Он умрет» (Ио.XII, 32, 33).

         Наконец, в девятый час все совершилось и Господь предал дух Свой на кресте Отцу Своему (Мф. XXVII, 46-50). Потому вся служба 9-го часа содержит воспоминание о вольной смерти Христовой. «Иже в девятый час нас ради плотию смерть вкусивый, умертви плоти нашея мудрование, Христе Боже, и спаси нас».

Литургический день завершается Евхаристией.

Перед воскресными и праздничными литургиями совершается Всенощное бдение, которое по уставу длится всю ночь, но в нашей приходской действительности сведено к двухчасовому стоянию. Бдение состоит из вечерни и утрени, соединенных воедино. Эта служба весьма древнего происхождения. Первоначально бдение было тесно связано с таинством Евхаристии, и составляло с ним одно целое. В раннем христианстве было естественно собираться ночью на молитву по причине гонений от языческой власти. Потому можно говорить о всенощном бдении, как о первоосновной форме христианского богослужения.

В древности литургия не совершалась ежедневно, а по преимуществу в Воскресные дни и в дни поминовения святых. Литургия является праздничным священнодействием, таинством Пасхальным, когда Церковь исповедует Воскресение Христово. Постепенно литургия стала совершаться во все дни, под влиянием монастырских уставов. Это и объясняет отчасти разобщенность литургии от верующего народа, от Церковной общины, для которой не под силу ежедневное причащение и даже присутствие на литургии. Но невидимо присутствует на каждой литургии вся Церковь, небесная и земная, через поминовение имен на проскомидии и на приношении.

Древний Израиль посвящал Господу день седьмой, субботу, когда Бог почил от всех дел Своих. В субботу Сын Человеческий тоже «вошел в покой Свой», сошел во ад и проповедал узникам благую весть.

Соблюдая субботу, как день отдыха, посвященный Богу, первохристиане стали с самого начала собираться в ночь с субботы на первый день недели, «День Господень», чтобы встречать Воскресение Христово, совершая Бдение и Евхаристическую Трапезу. Очень скоро День Господень стал днем Церкви по преимуществу. По мере того, как Церковь отходила от иудейства, Воскресный день заменил всецело субботу, а начиная с IV века стал и государственным днем отдыха.

Евреи постились в понедельник и четверг. Чтобы не поститься вместе с ними, христиане перенесли свой пост на среду и пятницу, о чем свидетельствуют памятники, начиная со II-го века. В Великий Пост совершается в эти дни чин св. Причащения, так называемая литургия Преждеосвященных Даров, т. е. Даров, освященных в предыдущую Воскресную литургию. Евхаристическая жертва не приносится ради поста, так как литургия есть праздничное, Воскресное, Пасхальное священнодействие.

Каждый день недели посвящен Церковью воспоминанию определенного события или святого. — В понедельник воспеваются бесплотные чины ангельские. Во вторник — Св. пророк, Предтеча и Креститель Господень Иоанн. В четверг совершается память свв. апостолов и святителя Николая Чудотворца. В среду и пятницу воспоминаются крестные страдания Христовы. Ублажается честный и животворящий Крест Господень. В эти же дни почитается особо Пречистая Дева Богоматерь, предстоявшая у Креста. Наконец суббота — день покоя и смерти Христовой — особо посвящен поминовению всех усопших и почитанию всех святых. Совершается вечная память воинствующей Церковью о всех в вере скончавшихся, прославленных и не прославленных, предстоящих за нас пред Богом, и нуждающихся еще в наших молитвах.

Все события, связанные с земной жизнью Спасителя, находятся под знаком Его смерти и Воскресения — Тридневной Пасхи. В течение всего года Церковь вспоминает жизнь Христа в свете Его крестного подвига. Изображая в себе этапы крестного пути Христа, мы проникаемся образом Христа Воскресшего, и удостаиваемся прославиться с Ним в Царстве Отца Его. «Нас, мертвых по преступлениям», пишет ап. Павел, «Бог воскресил со Христом и посадил на небесах во Христе Иисусе» (Еф. II: 4-6).

Праздники Рождества и Введения в храм Богоматери указывают на те духовные дары, которыми подготовлена была Дева Мария, чтобы принять благую весть от архангела Гавриила и стать орудием Боговоплощения: «Се раба Господня», ответствует Благодатная, «да будет Мне по слову Твоему». Ее смирением и послушанием определяются все судьбы мира.

Крестное послушание Христово начинается в воплощении в Вифлеемских яслях, в нищете и убогости и глубочайшем смирении, среди бессловесных животных, в величайшей тайне и сокровенности. Вся Рождественская служба пропитана этими мотивами страстей. Но через уничижение и смирение мы вступаем в радостную Пасху Рождества, когда Бог примиряется с человеком и осеняет его Своим благоволением.

Св. Церковь сближает воедино Рождество Христово и Крещение Его во Иордане, как два этапа Его послушания Отцу и явления миру. В Крещении Иисус являет Себя миру Христом, Мессией, Помазанником. Погружение в Иорданские струи и выхождение из воды изображают смерть Христову, пребывание во гробе и сени смертной и Воскресение в третий день. В этом и состоит смысл нашего крещения, что крестившись в Иисуса Христа, мы «в смерть Его погребаемся, дабы, как Христос воскрес из мертвых, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. VI, 4).

Погружаясь в воды Иорданские, Христос очистил и освятил материю мира, и восстановил ее в том виде, который она имела до грехопадения. Вся тварь, весь космос солидарен в падении человека и нуждается в искуплении. «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих: потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне...» (Рим. VIII: 19-22). ...Церковь освящает воды в день Богоявления, погружая в купель Животворящий Крест Христов.

Соумирание во Христе, таинственно начатое в Крещении, есть содержание всей нашей жизни. Но с особой силой Церковь призывает нас к этому крестному и мученическому пути во время Великого Поста, в течение которого мы готовимся к Пасхе в усиленной борьбе против своих грехов и страстей, путем телесного и духовного поста, молитвы, воздержания, духовных чтений, милостыни... Сама природа в своем ежегодном умирании и пробуждении к жизни напоминает нам о вечном торжестве жизни над смертью.

Великий Пост готовит нас достойно встретить Страсти Христовы. Церковь облекается в черные ризы и призывает нас к спасительному плачу. Но плач, покаяние, пост не определяются только по себе, и ради себя, а направлены к обращению ко Христу, к надежде на спасение, даруемое Христом. Великий Пост завершается святой Пасхальной ночью, участием в Пасхальной Трапезе, и радостью Христова Воскресения. Великий Пост есть благодатное и блаженное время, благоприятное для духовных усилий.

Страстная седмица... Церковь вспоминает вхождение Царя твари в Иерусалим, вечер с учениками, шествие Господа на вольную страсть, на «славу крестную». На пути к Своему воскресению и прославлению, Иисус претерпевает осмеяние, заушения, бичевание, облачение в «царскую» багряницу, несение креста, деление риз, пропятие между разбойниками... Наступил новый субботний покой. «Бог, почивший от дел творения в седьмой день, почил и от дел спасения». И вся Церковь безмолвствует в этот день, и субботствует в смерти Христовой. «Да молчит всяка плоть человека, и да стоит со страхом и трепетом»...

Но ад бессилен удержать Божественного Мертвеца. «Когда Ты снизшел на смерть, Жизнь Бессмертная, тогда Ты ад умертвил блистанием Божества»...

Свят. Иоанн Златоуст, в своем Пасхальном слове выразил это поражение ада в непревзойденных выражениях:

«Никто не бойся смерти: ведь нас освободила смерть Спасителя. Захваченный смертью, Он угасил ее. Сойдя во ад, Он овладел адом. Он потряс ад, вкусивший Его плоти. Именно это предвосхищая, Исайя воскликнул: «Ад потрясен был, встретив Тебя там, внизу» (Ис. 14. 19). Потрясен, ибо упразднен. Потрясен, ибо поруган. Потрясен, ибо умерщвлен... «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа? (Ос. 13, 14).

«Воскрес Христос, и ты низвергся!

Воскрес Христос, и пали демоны!

Воскрес Христос, и радуются ангелы!

Воскрес Христос, и жизнь царствует.

Воскрес Христос, и нет мертвых во гробе.

Ибо Христос, восстав из мертвых, стал во главе всех почивших

Ему слава и держава во веки веков.

Аминь».

(Перевод А. В. Карташева) 2

Воцарилась светлая и святая радость Пасхальной ночи, отблеск Царства Небесного.

«Ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя, да празднует убо вся тварь восстание Христово, в Нем же утверждается».

Слово Пасха имело в древней Церкви два употребления. Пасха Распятия и Пасха Воскресения. Смерть и Воскресение неразделимые события в деле нашего спасения. «Вчера спогребохся Тебе Христе, совосстаю днесь воскресшу Тебе, сраспинахся Тебе вчера, Сам мя прослави, Спасе, во Царствии Твоем».

Сорок дней Господь провел с учениками Своими, «являясь им и говоря о Царствии Божием» (Деян. I, 3). Сорок дней и Церковь радуется о Воскресении Христа, облеченная в белые ризы. Наступил день новый разлуки со Христом, день возвращения Его в лоно Отца Своего.

«Предвечный Бог и безначальный, воспринятое естество человеческое обоготворив, тайно днесь вознес...». Но вознесшийся Христос пребывает неразлучно в Церкви в Духе Святом. — «Се Аз с вами во вся дни до скончания века» (Мф. XXVIII, 20).

_______________

            2 «Церковный Вестник» Зап.-Европ. Прав. Русск. Экзархата. Май 1950 г. стр. 4.

         

Ради того Господь и вознесся, чтобы крестились ученики «Духом Святым и огнем». Сошествием Святого Духа завершается весь подвиг искупления, плоды которого нам становятся доступными. Наше спасение и заключается в том, чтобы стяжать Духа Святого и наполниться Им. Жизнь в Святом Духе есть уже Царство Божие пришедшее в силе. И Дух Святой обитает в Церкви, которую животворит и в которой создает Тело Христово, скрепляемое союзом любви, приобщает к славе Царства всю тварь, которая есть нерукотворный храм Божий и откровение Его красоты и славы.