Роль женщины в церковной жизни

Роль женщины в церковной жизни

О роли женщины в общественной жизни и о женском священстве

Идея женского приличия, выражаемая покрывалом, в дальнейшем раскрытии приводит к выводам и о значении женщины в жизни общественной, о ее отношении к публичной деятельности. Отсюда сфера деятельности женской определяется такими условиями, которые, отвечая человеческому достоинству женщины, в то же время не идут в разрез с достоинствами женскими, не подвергают ее опасности утратить присущую ей скромность и покорность, выйти из своего естественного круга и придать ей несвойственное.

Между тем в первое время под влиянием христианства в женщине пробудилось сознание о высоте и равноправии и социального положения с мужчиной, доведшее ее до действий несогласных с указанными чертами женского нрава, действий, на которые она не уполномочивалась. Сюда относятся притязания коринфских женщин на публичное церковное учительство.

Церковное учительство в христианстве составляет прямую обязанность лиц, особо для того поставленных и принадлежащих к церковной иерархии. Лица посторонние, непосвященные, никогда не имели на то права. Исключение касалось разве особых случаев, когда, например, кто-нибудь сподоблялся чрезвычайного дара духовного, как то было в Церкви апостольской (1Кор. 14:31); или когда епископ приглашал на церковную кафедру кого-либо из христиан, прославившихся знанием Писания и красноречием. Так Ориген, не будучи еще пресвитером, проповедовал всенародно в церкви, по приглашению епископов. Если же церковное учительство составляет собственно дело лиц, принадлежащих к церковной иерархии, то понятно, что женщина не имеет права на него как устраненная из иерархии.

На основании той близости, в какой находились женщины к Иисусу Христу и апостолам, той любви и преданности делу веры и Евангелия, которыми они превосходили иногда мужчин, их готовности на разного рода труды, лишения и самопожертвования для Церкви Христовой, мы вправе были бы заключать, что они получат и те особенные обетования и поручения, какие даны мужчинам.

После того как апостолы, избранные Иисусом Христом для особенной цели, поколебались в скорбные минуты дней плоти Его (Евр 5, 7), один вовсе изменил Ему, другой с клятвой отрекся от Него и все, оставив Его, другие –разбежались (Мф. 26, 69–75; 27, 3Мк. 14, 10, 50Лк. 22, 4–5); после того как этим они не оправдали своего избрания, по-видимому, можно было ожидать, что Господь устранит их от порученного им дела и возложит его на женщин, которые не усомнились о Нем в самом решительном случае, не ослабели в своей приверженности к Нему во время измены ближайших учеников и, таким образом, подавали большие надежды.

Между тем Господь, воздавая всякому свое, не отказывая и возлюбившим Его женщинам в должной чести и обетованиях, не изменяет прежнего Своего изволения относительно избрания на особенное служение веры – мужчин. По Воскресении Своем, устрояя Царствие Божие, Святую Церковь Свою (Деян. 1, 3), не женщинам, а мужчинам, святым апостолам говорил Он: Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что я повелел вам... Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари... Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас... Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся (Мф. 28, 18–20Мк. 16, 15Ин. 20, 21–23).

Из других мест Евангелия видно, что не к женщинам, а к мужчинам, святым апостолам относились некоторые особенные наставления о проповедовании всюду Царствия Божия, об открытом учительстве, об отлучении упорных и непослушных от общения с Церковью, о совершении Таинства Евхаристии в воспоминание Спасителя и т. п. (Мф. 10, 1–28; 18, 15–18Лк. 22, 19–20). В таком смысле поняли и апостолы это учение об их особой власти, особых обязанностях. «Итак каждый должен разуметь нас, как служителей Христовых и домостроителей тайн Божиих», – писал апостол Павел в Первом Послании к Коринфянам (4, 1; ср.: 12, 28. Рим. 15, 16).

Свое служение, апостольство, они ясно отделяли от каких-либо других родов служения в Церкви (1Кор. 12, 28). На место выбывшего из их среды Иуды они с молитвой жребием избрали Матфея (Деян. 1, 23–26). Апостолы заправляли всеми делами христианской общины (Деян. 4, 33, 35; 6, 2), они предлагали поучения в Церкви (Деян. 2, 42; 5, 21, 28, 42). Они судили неправильно поступавших верующих (Деян. 5, 1–10; 8, 20–241Кор. 5, 1–52Кор. 2, 6–10). В случае нужды апостолы избирали для служения в церкви новых лиц и через возложение рук поставляли их на это служение (Деян. 6, 2–6); совершали крещение и через возложение же рук сообщали новоуверовавшим Святаго Духа (8, 16–19, 35–39).

Из антиохийских учителей и пророков апостолы, по повелению Святаго Духа, отделяют Варнаву и Савла от общества верующих и посылают в другие места, с целью проповедовать Евангелие и устроять Церкви (Деян. 13, 1–3). Во всех местах, где образовывались новые церкви, новые общества верующих, апостолы поставляли избранных для священнослужения и управления церквами; лица эти назывались пресвитерами и епископами, или блюстителями Церкви, домостроителями тайн Божиих, пастырями Церкви, поставленными к совершению святых, на дело служения, для созидания тела Христова и т. п. (Деян. 14, 23; 20, 17–281Тим. 3, 1–10; 5, 17Тит. 1, 5–9Еф. 4, 11–12Флп. 1, 1).

Этих особо поставленных лиц (мужского пола) апостолы уполномочивали проповедовать людям истины спасения во всякое время, со всяким долготерпением, и назиданием, и властью (1Тим. 4, 132Тим. 4, 2Тит. 2, 15), священнодействовать Таинства веры Христовой (Иак. 5, 14–151Тим. 5, 22Тит. 1, 5); совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех людей в собраниях верных (1Тим. 2, 1–2); благоустроять все по духу веры святой (1Тим. 4, 16; 5, 1–4, 7, 11, 16, 19, 20; 6, 17–202Тим. 2, 16, 23); с кротостью наставлять противников (2Тим. 2, 25); заграждать уста непокорным, пустословам и обманщикам (Тит. 1, 10–11; 3, 10).

Таким священноначальствующим лицам принадлежит сугубая честь, особенно тем, которые трудятся в слове и учении (1Тим. 5, 17).

Все эти преимущества и апостольские наставления относятся к лицам священнослужащим и священнодействующим, поставленным из мужчин. Напротив, женщины, весьма приближенные к апостолам, пользовавшиеся с их стороны глубоким уважением, часто имевшие большое влияние в своих домашних церквах, как это мы видели выше, никогда не поставлялись на высшие священные должности, не уполномочивались и на открытое учительство в церковных собраниях.

Даже Сама Пресвятая Дева Мария – Лицо всеми благоговейно уважаемое, как за Ее высокое достоинство Матери Господа Спаса мира, так и за Ее святость, глубину веры и знание истин евангельских, – Святая Дева, находясь в общине первых христиан (Деян. 1, 14), нигде, однако же, не выступает со словом проповеди, учительства, предоставляя это право мужам как лицам, уполномоченным на то, апостолам – Петру, Иакову и др.

В этом случае Святая Дева представила Собою высокий тип чистой женственности. Так же ведут себя и равноапостольные мироносицы. Первые свидетельницы Воскресения, уполномоченные от Самого Воскресшего на благовестие о великом событии (Ин. 20, 17Мф. 28, 10), они не выступают, однако же, в роли учительниц публичных, в общем церковном собрании.

Только в некоторых еретических обществах женщина была допущена к священнодействию и церковному учительству. Тертуллиан упоминает о Квинтилле из секты каинитов. Епифаний Кипрский свидетельствует о священнодействии женщин у коллиридиан. Фирмилиан Каппадокийский в письме к святому Киприану упоминает об одной женщине, выдававшей себя за пророчицу и священнодействовавшей между катафригийскими еретиками. Известны также имена Приски, Максимиллы, Прискиллы, которые принадлежали к монтанистическим сектам, где они занимали должности епископские и пресвитерские. Подобное же, как известно, допускают протестанты, баптисты, некоторые и из наших раскольников. В Америке, где женщины стремятся к полной равноправности с мужчинами, в некоторых церковных общинах допускается женская иерархия.

Этот обычай женского священнодействия Апостольские Постановления называют не христианским учреждением, а нечестивым заблуждением язычества, где божества женского пола имели и своих жриц. При этом от лица апостолов прибавляется: «Сам Учитель наш и Господь Иисус, послав нас двенадцать учить народ и языки, никогда не посылал женщин на проповедь, хотя и не было в них недостатка... Если бы необходимо было, чтобы учили женщины, то Сам Господь первый повелел бы, чтобы и они вместе с нами оглашали народ» (Апост. Пост., кн. III, гл. IX и VI).

Сказанному не противоречит учреждение так называемого диаконисского служения, которым ограничено иерархическое значение женщины в христианской Церкви. Мы рассмотрим, в чем состояло это служение, чтобы лучше выяснить характер женской деятельности в христианстве.


О диакониссах в раннехристианской церкви

Восхваляя и представляя римлянам Фиву, апостол Павел называет ее «служительницею» или «диакониссой» кенхрейской Церкви. Уже самое выражение апостола «сущую служительницу» показывает, что здесь понимается особенная должность, церковный чин, а не просто те или другие услуги Фивы для Церкви. Так понимали и лучшие из древних толкователей Священного Писания.

Ориген, объясняя это место из Послания апостола Павла, замечает: «Здесь авторитетом апостольским подтверждается мысль, что для церковного служения поставлялись даже женщины». А святой Златоуст прямо говорит: «Называя Фиву служительницею, Павел означил тем ее степень».

Полагают, что и те женщины, которых приветствует апостол Павел в Послании к Римлянам, принадлежали также к числу диаконисс, хотя, вероятно, в то время служение диаконисс не было еще организовано в определенный чин.

Мы знаем уже, по какому побуждению была установлена диаконская должность в первенствующей Церкви. Апостолы, не желая сами отвлекаться заботами о больных, бедных, вдовах, сиротах и тем мешать служению слова, сочли нужным учредить особую диаконскую должность (Деян. 6, 1–6).

Сначала на эту должность поставлены были семь избранных мужей, а потом стали выбираться и женщины. Название же должности осталось одинаково для того и другого пола, потому что характер их служения сначала был совершенно одинаков. И как диаконам апостол Павел предписал известные наставления и правила (1Тим. 3, 8–13), так и относительно диаконисе сделал некоторые постановления.

В Первом Послании к Тимофею апостол Павел дает, между прочим, наставление о том, какие женщины должны быть причислены к вдовицам, получающим свое содержание от церкви, наравне со служителями последней (1Тим. 5, 9 и др.). Вдовиц этих апостол не называет диакониссами, но есть основание думать, что многие из них занимали при церквах именно эту должность. Самые свойства и добродетели, которыми апостол обусловливает принятие в число вдовиц, – такого рода, что трудно допустить, будто отсутствие их могло лишать вдовиц, несмотря на гнетущую бедность последних, участия в благодеяниях, расточаемых церковью на бедных.

Для нас не имеют особенного значения вопросы о том, где первоначально явился чин диаконисс, давно ли и почему он прекратился? Относительно последнего заметим вообще, что это учреждение исчезало само собой по мере уменьшения тех нужд, каким служили диакониссы, и на Западе ранее, чем на Востоке. Впрочем, со времени реформации в протестантской церкви эта должность опять получает большое значение и широкое развитие.

Какие же были условия и обязанности диаконисского служения?

На основании вышеуказанного места из Первого Послания к Тимофею, где говорится о принятии в церковь вдовиц не моложе 60-ти лет, бывших за одним мужем и прославившихся добродетелями, в некоторых церквах утвердилось мнение, что действительно только шестидесятилетние вдовы имеют право служить в церкви. Это мнение значительно ограничивало церковно-служебные права женщин, но оно не было слишком распространено и утвердилось преимущественно в Западной Церкви.

Тертуллиан сильно осуждает одного епископа за то, что тот поставил в диакониссы двадцатилетнюю девицу. «Девица-вдовица: что может быть необычайнее этого? – восклицает карфагенский пресвитер. – Она отрицает в себе то и другое, отрицает и то, что она девица, потому что она считается вдовицею, и то, что она вдовица, так как она называется девицею».

Иное видим мы в церквах Восточных. Правда, и здесь были попытки предоставить право диаконисского служения исключительно вдовам, но попытки эти оказались безуспешными. Видно, церковная практика противоречила такому взгляду. Действительно, вышеприведенное приветствие Игнатия Богоносца «девицам, называвшимся вдовицами», т. е. диакониссами, дает право заключать, что не вдовы только допускались в чин диаконисс.

Впоследствии девицы как будто даже получают преимущество перед вдовами в этом отношении. «В диакониссы должна избираться дева чистая, или же, по крайней мере, вдовица от первого брака – верная и честная» (VIII, XXVIII), – говорится в Постановлениях Апостольских. Григорий Нисский в жизнеописании сестры своей Макрины говорит, что она была посвящена в диакониссы будучи еще девой; здесь же он упоминает о девице-диакониссе Лампадии. У Созомена есть рассказ о вифинянке Никарете, славившейся девством, которая из смирения и любви к философии отказывалась от открытого служения диакониссы, хотя архиепископ Константинопольский Иоанн Златоуст и сильно уговаривал ее к тому. 6-е постановление Юстиниана гласит, что в «диакониссы следует поставлять или девиц, или вдовиц от первого брака».

Были и еще женщины, имевшие право на степень диакониссы. Это жены тех лиц, которые, получив какую-нибудь священно-церковную степень, оставляли жизнь супружескую.

Есть рассказ о блаженной Тиме (конца I или начала II веков), которая сначала жила со своим мужем Фемистрагорой; потом, когда последний был посвящен в диаконы святым Авксибием Солосским, они прекратили свои супружеские отношения и жили как брат с сестрой. В это-то время Тима была посвящена Авксибием в диакониссы. Святой Епифаний Кипрский говорит, что в церкви «диакониссы должны быть однобрачные и воздерживающиеся от сообщения со своими мужьями, или вдовы после первого брака, или постоянные девственницы». 48-е Правило 6-го Вселенского Собора гласит: «Жена производимого в епископское достоинство, предварительно разлучася с мужем своим, по общему согласию, по рукоположении его во епископа, да вступит в монастырь... Аще же достойна явится, да возведется в достоинство диакониссы».

Итак, собственно женщины, не связанные семейными узами, допускались к должности диаконисс. Это и понятно, потому что обязанности диакониссы были так велики и трудны, что совмещать их с семейными обязанностями было слишком неудобно (1Кор. 7, 34–35).

Слова апостола, очевидно, выражают не закон, безусловно обязательный и навсегда неизменный, а скорее предосторожность, которая была нужна для предотвращения злоупотреблений в случае посвящения молодых диаконисс.

Чистая и добродетельная жизнь в сем случае была лучшим мерилом для избрания вообще в священный сан и, в частности, в диакониссы. Вот почему мы видим в христианской Церкви диаконисе даже моложе 40 лет, даже 20-летних девиц, силы которых, естественно, были значительнее для такого служения, как, например, заботы о больных. Подозрительная жизнь, дурные слухи, отсутствие честности, болтливость, невоздержание и нравственные другие недостатки служили препятствием при получении диаконисской должности (1Тим. 5:13).

В число лиц, служащих при церкви, апостол не желал допускать таких, которые не отличаются самообладанием и воздержанием (Тит. 1:7–8). Вообще вдовам апостол советует вступать в брак в том лишь случае, когда они не обладают силой воздержания (1Кор. 7:8–9). Следовательно, второбрачные устраняются от диаконисской должности как невоздержанные.

Требование, чтобы диаконисса вдовица имела детей, оправдывается тем соображением, что такие были бы опытнее в прохождении диаконисского служения, в круг обязанностей которого входило, между прочим, воспитание бедных сирот, советы молодым женщинам и т. п. Вот почему и Феодосий Великий обращает особенное внимание на этот пункт, узаконивая не поставлять в диакониссы женщин, не имевших детей и не достигших 60-ти лет.

Лица, избранные в диаконы, по описанию Деяний Апостолов были поставлены в эту должность апостолами с молитвой и возложением рук (6, 6). Диакониссы, как лица, имевшие назначение, сходное с диаконским, также поставлялись с посвящением. Правда, в писаниях апостольских нет на это указания, но позднейшие свидетельства (со II века) говорят, что диакониссы получали особое посвящение, которое не должно смешивать с посвящением дев. Диаконисское посвящение соединялось с молитвой о ниспослании благодати Всесвятого Духа и возложением рук и омофора епископского (хиритония). При этом посвящающиеся диакониссы опоясывались орарем.

По посвящении они входили в состав клира и, как служительницы Церкви, получали и содержание от нее, подобно прочим клирикам. Замечательны выражения молитвы епископа при посвящении в диакониссы: «Боже Святый и Всесильный, иже... не точию мужем, но и женам Святаго Твоего Духа благодать и пришествие даровал еси: Сам и ныне Господи на рабу твою сию призри, и во услужение Твоего дела призови ю, и ниспосли на ню богатый и изобильный дар Святаго Твоего Духа...» и т. д. Но уже при самом посвящении диакониссы высказывалась мысль о ее низшем служении. Причастившись, она не выходила с чашею из алтаря для причащения других. В молитвах на ее посвящение нет и намека на то, чтобы она поставлялась «для служения Пречистым Тайнам», о чем говорится в молитвах на посвящение диаконское.

Тщательное испытание перед поставлением в диакониссы, определенное отцами 4-го Вселенского Собора (Пр. 15), касалось не нравственной только стороны, но и умственной. И это вполне сообразно с обязанностями диаконисс. Иногда для них назначался учитель, который учил их читать книги и псалмы.

Нам уже известно, чем первоначально вызвано было утверждение диаконства, – неудобством для самих апостолов заботиться о телесных нуждах верующих, служить им за трапезами и т. п. Вскоре и диаконы, обремененные множеством различного рода обязанностей, должны были разделиться с диакониссами.

И вот диакониссы, прежде всего являются на устраивавшихся в воспоминание Тайной Вечери, вечерях любви, прислужницами бедным женщинам или вдовам, жившим на содержании церкви. Вместе с тем они наблюдают и за порядком в этих собраниях, насколько то касалось женщин. На этом, между прочим, основании диакониссам отделялась обыкновенно некоторая часть от приношений.

Писатель одного древнего послания к антиохийцам приветствует «стражей святых врат, сущих во Христе диаконисс». Отсюда видно, что обязанность диаконисс с древних времен состояла, между прочим, в том, чтобы быть придверницами в церквах и наблюдать, чтобы мужчины не входили в женское отделение храма, а женщины – в мужское, равно также – не дозволять оглашенным оставаться в церкви долее известного времени, не допускать в храм неверных и вообще не имевших почему-либо права присутствовать при богослужении. В случае, если странница или вновь присоединенная к Церкви, не знала, где ей занять место, диаконисса обязана была указать ей место.

Больные, как и бедные, в древности пользовались особым попечением церкви. Обязанность заботиться о них лежала на диаконах, а чаще на диакониссах, которые, как женщины, были способнее с нежностью и самоотвержением ухаживать за больными, дни и ночи проводить при их постели, исполнять все их желания, а иногда и капризы. Блаженный Иероним свидетельствует, что при церкви есть довольно престарелых женщин, услугами которых могут пользоваться больные. Еще естественнее и приличнее было служение диаконисс больным лицам женского пола. «Диаконы должны быть во всем безукоризненными, – сказано в Постановлениях Апостольских, – чтобы могли служить немощным (мужчинам), а жена (диаконисса) должна тщательно пещись о женщинах» (III, XIX).

Диакониссы посещали также лиц, за исповедание Христа заключенных в темницы. Они приносили им милостыню, собранную с общества христиан, служили и т. п.

В известном рассказе Лукиана о философе Перегрине, говорится, что около темниц, в которых содержались христиане, «поутру рано можно было видеть ожидающих старух, вдов и юных сирот».

Посылать диаконисс в темницы для служения мученикам было гораздо удобнее в первые времена христианства, чем посылать диакона для той же цели, потому что женщина возбуждала менее подозрения в язычниках, на диакониссу менее могли обращать внимание. В этих же видах диаконисса удобно могла служить, когда епископу нужно было что-нибудь передать христианкам, например, распоряжение о месте или времени богослужения, так часто изменявшихся во времена гонений; в особенности, если эти христианки жили в языческих домах. «В некоторые дома, – говорится в Апостольских Постановлениях (III, XV), – ты (епископ) не можешь послать диакона, по причине неверных; в таком случае ты пошлешь диакониссу».

Еще более необходимо было служение диаконисс при крещении женщин. В первые века христианства в Церковь Христову постоянно вступали взрослые лица обоего пола. Совершать крещение над женщинами священнослужителю-мужчине было не совсем ловко и прилично, а для иного, может быть, и соблазнительно. Конечно, диаконисса не была совершительницей Таинства, а только служебным лицом при совершителе последнего, его помощницей, насколько того требовало приличие. «Для приличия диаконисса прислуживает пресвитерам при крещении женщин», – как сказано в Апостольских Постановлениях (VIII, XXVIII).

Как пишет Епифаний Кипрский: «Чин диаконисс существует в Церкви не для священнодействия или какого-нибудь другого служения подобного рода, но ради скромности женского пола, для присутствия во время крещения, чтобы, когда обнажается тело женщины, не видели его священнодействующие мужи».

Служа при крещении, диаконисса помогала крещающейся раздеться и одеться, войти в воду и выйти из нее, осматривала ее тело, и, по древнему церковному обычаю, помазывала его елеем, за исключением чела. Нередко диакониссы должны были принимать на себя роль восприемниц ново-крещеных женщин, особенно ввиду того, что во времена гонений трудно было находить для крещаемых особых восприемников.

Поэтому мужчин воспринимали диаконы, а женщин – диакониссы. После крещения диаконисса принимала на себя некоторое посредничество в сношениях епископа с женщинами-христианками и их с ним. Во избежание дурных подозрений женщина в случае нужды являлась к епископу не одна, а в сопровождении диакониссы. Есть свидетельства об участии диаконисси при заключении браков, при принятии кающихся женщин в общение с Церковью и пр. Наконец, они приготовляли к погребению тела умерших женщин.

Святой Епифаний прямо говорит, что они отнюдь не были пресвитершами или священницами, т. е. совершительницами священнодействий христианских.

В Западной Церкви были, впрочем, притязания со стороны некоторых диаконисс расширить круг своих действий в алтаре (например, кадить), касаться священных сосудов; но это злоупотребление было остановлено предстоятелями Церкви. Папа Сотер около 173 года издал строгое определение против такого рода посягательств диаконисс на недозволенное им священнослужение. Сюда можно отнести и притязание некоторых западных аббатисс благословлять народ, возлагать руки, посвящать дев. Капитулярий Карла Великого возбраняет такое притязание, как несогласное с древним обычаем христианской Церкви.

Важнейшая из всех обязанностей диаконисс состояла в том, чтобы учить женщин, которые готовились к принятию крещения, начальным истинам христианской веры и нравственности.

Эта обязанность требовала и от самой диакониссы знания и достаточной опытности в делах веры и нравственности. Вот почему Карфагенский Собор постановил, чтобы «вдовицы или инокини, которые поставляются для служения при крещении женщин, так были приготовлены к своей должности, чтобы на простом и священном наречии могли учить несведущих и необразованных женщин, как им отвечать на вопросы крещающего, во время совершения Таинства и как жить по принятии крещения». Разумея, конечно, такого же рода частное, домашнее учительство, апостол Павел внушал старицам, чтобы они были доброучительны и наставляли молодых в правилах христианской нравственности (Тит. 2:3–5).

Таким образом христианство нашло приличным иерархическое значение женщины ограничить низшей священной степенью диакониссы; в то же время права ее, как учительницы истинам христианской веры и нравственности, оно ограничило сферой частной жизни. В этом случае христианство осталось совершенно верно своему общему взгляду, не отрицающему женственности во имя общечеловеческих прав, но и не доводящему значения ее до унижения человеческой личности и правоспособности женщины.

Поэтому, когда со стороны коринфских женщин явилась попытка расширить свою деятельность и наряду с мужчинами, призванными к тому, взойти на церковную кафедру с публичной проповедью, апостол, услыхав о том, тотчас же увидел в этом знак разрушения тех истинных женских достоинств, какие он старался утвердить в христианке. Чтобы предупредить опасность, он должен был точнее изложить христианский взгляд на неприличие этого дела и дать положительную заповедь на этот счет. Жены ваши в церквах да молчат (1Кор. 14:34). Учить жене не позволяю... но быть в безмолвии (1Тим. 2:12).

В основание своей заповеди о безмолвии женщин в церкви апостол полагает известную уже мысль о подвластности и скромности, как отличительных чертах женской натуры. С этой целью он ссылается опять на историю первобытной жизни и останавливается на обстоятельствах падения первых людей.

Особенное же внимание при этом апостол обращает на то, что жена, созданная после Адама, первая поддалась обольщению и впала в преступление, тогда как Адам прельщен не был (1Тим. 2:13–14). Это библейское сказание, имеющее глубокий нравственно-психологический смысл, будучи односторонне и поверхностно понято, послужило в дальнейшем, как мы видели, к крайне порицательному взгляду на женщину, которая стала считаться как бы началом греха (Сир. 25, 27–28).

Апостол тоже, как видим, в грехопадении первоначально жены находит как бы основание к устранению ее от общественного служения. Но мысль апостола совершенно другая. Адам, как глава остается главным виновником греха и смерти (Рим. 5, 12, 141Кор. 15, 22). Но Адам не прельстился отвне; он поддался нравственному, непротивозаконному влиянию жены. Жена же не устояла перед обольстительным влиянием внешней силы. Не укоряя Евы, апостол только показывает в ней пример того, к чему ведет стремление женщины выйти из круга женского приличия.

Ева, получившая заповедь от Бога через посредство мужа, и в этом принявшая урок о важности этого посредства, вскоре, однако же, решается оставить главенство и поддержку мужа и, вопреки женской скромности и покорности, помимо мужа вступает в общение с чуждой силой, которая ее и увлекает ко злу, увлекает тем легче, чем беззащитнее и способнее к падению женщина, утратившая свои женские достоинства и вышедшая из-под влияния мужа.

Падшая жена вместе с собой доводит до падения и Адама, и тем разрушает гармонию райской жизни.

Это обстоятельство и послужило поводом к тому, чтобы естественная зависимость жены от мужа, нарушенная ею с такими печальными последствиями, была подтверждена особым Божественным постановлением о подчинении мужу: К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою (Быт. 3, 16).

Апостол Павел приводит это постановление как основание к тому, чтобы устранить жену от несвойственной ей роли церковной учительницы (1Кор. 14, 34). «Учила некогда жена мужа, и все ниспровергла. Она во зло употребила власть, поэтому сказал апостол, да не учит», – пишет Златоуст.

Церковное учительство проникается обыкновенно властительным характером и повелительным тоном – чертами, которые уже признаны несообразными с женским типом. Стремление женщины на кафедру церковную есть знак самовластия, неподчинения, притязания господствовать над мужем. Ее существенные достоинства – скромность и покорность – утрачиваются на кафедре церковной, а с утратой их женщина теряет свое нравственное величие и влияние, и добру научить не может.

Обязанная учить женщин скромности и покорности, проповедница сама же собственным примером будет разрушать силу своей проповеди, и не убедит ни одной женщины. Не убедит тем более мужчину, который вообще будет шокирован наставительным и повелительным тоном жены. Он поддается не логике ее, а тихому, незаметному нравственному влиянию. Да и не странно ли положение жены, являющейся в церкви публичной наставницей и обличительницей своего мужа, а дома обязанной оказывать ему полное повиновение?

Так, рассматриваемая заповедь апостола тесно связана со всей системой христианского учения об обязанностях и взаимных отношениях полов. Поэтому апостол иногда говорит безраздельно: учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем (1Тим. 2, 12), выражая тем, что эти два действия находятся в тесной связи между собой, друг друга обусловливают и равно неприличны женщине.

Стоя на точке зрения женского приличия, апостол и вообще находит неуместным, несогласным для женщины с ее скромным и тихим нравом говорить что-нибудь в церковных собраниях, или расспрашивать, если что для нее покажется непонятным, как это допускалось иногда в Коринфе.

В таком случае она пусть или дома с мужем рассуждает по поводу тех или других недоразумений (1Кор. 14, 35), или вообще пусть учится в безмолвии, не выходя из пределов женского приличия и степенности (1Тим. 2, 11), не вдаваясь в опасную для ее скромности область многоречия и спорливости.

«Так бывает во всех церквах у святых», – прибавляет апостол (1Кор. 14, 33); это общий обычай, сообразный с благопристойностью и порядком (ст. 40), а не какое-нибудь частное мнение, и коринфяне вовсе не вправе ссылаться на свой авторитет в этом деле (ст. 36).

Для нас, собственно, важно это прямое и решительное запрещение апостола относительно учительства женщин, запрещение, основанное на требовании женского приличия. Апостол видел, что дозволить женщине учительство значило стать в противоречие с основным принципом своего учения о женских достоинствах и добродетелях, значило испортить этот чистый женственный тип, который хотело создать христианство.

Не то, чтобы женщина была не способна к учительству: она может не менее мужчины проникать в сердце человеческое, она способна глубоко веровать, горячо любить и говорить с глубоким убеждением, прочувствовать то, что говорит. Не за легкомыслие, непостоянство и вообще нравственную слабость, как иногда думают, женщина устранена от церковного учительства. В Новом Завете нет этой мысли.

Без сомнения, евангельская женщина служит для всех прекрасной учительницей нравственности, но она действует в сем случае, как мы видели, не столько словом и доказательством, и тем менее публичным учительством, сколько жизнью. Она не проповедует о необходимости веры в Спасителя, о самопожертвовании и преданности, но в твердой уверенности в Божественной силе Христа прикасается к краю Его одежды; полная горячего чувства любви, возливает драгоценное миро на Его ноги; сопровождает Его на Голгофу и бесстрашно стоит у Креста, к укоризне тех, которые, будучи ближайшими учениками Христа, почти все разбежались.

Собственно же первообраз служения женщины в церкви, можно сказать, представляет евангельская престарелая вдовица Анна, служившая (и день и ночь) Богу при храме постом и молитвой. Когда молитва ее об исполнении Божественного обетования о Спасителе мира (ибо такова вообще была молитва верующих людей того времени) была услышана, она вместе со старцем Симеоном встречает во храме младенца Мессию и, исполнившись духа пророческого, прославляет Бога. Но в то время, как Симеон выступает на открытую проповедь о Мессии во храме, Анна говорит о Нем в Иерусалиме всем чающим избавления; таким образом она подготавливает почву для будущего посева, является как бы женщиной-предтечей, тихо проводя христианские начала в жизнь, еще до проповеди Христа и апостолов (Лк. 2, 36–38).

Очевидно, если бы женщина была не способна к учительству по своим умственным и нравственным свойствам, то ей, конечно, нельзя было бы дозволить и частного, домашнего учительства, на поприще которого, как мы выше видели, она так блистательно заявила себя. Притом ей не позволяется не только учить в церкви, но и спрашивать: стало быть, здесь дело не в неспособности, а в неприличии вообще говорить женщине открыто в церкви.

Из сказанного следует, что рассматриваемый пункт христианского учения о женщине далеко не ведет к тому заключению, которое иногда делают, – будто женщина должна быть совершенно устранена от жизни общественной, от влияния на общество и предназначается к пассивной, служебной роли в семье.

Тот же апостол говорит во всех Посланиях об общественной деятельности женщины, о ее служении человечеству, но он желает, чтобы эта деятельность не выходила из пределов женского приличия, а сообразовывалась всегда с существенными достоинствами женскими.

Общество может достигать своего совершенства и полноты своей жизни лишь при участии женского начала, и женская личность, таким образом, получает свою самобытность, именно как женская, в христианском значении этого слова. Призванная к любви, женщина при посредстве этой нравственной силы, скрытой и внутренней, может иметь гораздо больше влияния, чем власть внешняя, могущество открытое, от которых она устранена, как ей не свойственных. При этом должно признать, что такого рода женское влияние ближайшим и непосредственным образом сказывается в жизни семейной, что мы уже и знаем из рассмотрения значения христианской супруги.