О взаимоотношениях супругов

О взаимоотношениях супругов

Если жена признана необходимой, неотделимой и равноправной половиной мужа, если и она имеет такую же власть над телом и сердцем его, как и муж над ее, если они составляют одно неразрывное целое в физическом и духовном плане, то отсюда само собою следует, что и взаимные отношения их в жизни должны строго сообразоваться с этим. Но действительно ли христианство выдерживает, так сказать, идею равновесия в отношениях супругов между собой, не допуская преимуществ с одной стороны и лишений с другой?

Как учение совершенной гармонии и примирения, христианство счастливо избегало крайности и в вопросе о взаимных отношениях мужа и жены. Требование христианского долга, по которому все христиане равно обязаны друг другу взаимной любовью (Ин. 13, 35; Гал. 5, 13), повиновением (Еф. 5, 21–24) и услужливостью (1Пет. 4, 8–10), имеет приложение и к супругам.

Ввиду общих условий брака христианство должно было допустить в супружеских отношениях равенство, одинаковость прав, взаимность, как это мы отчасти уже и видели. Супруги немыслимы друг без друга (1Кор. 11, 11). Оба они обязаны иметь взаимную любовь и уважение, с терпением и снисходительностью, доверием и откровенностью (1Пет. 3, 8; Еф. 5, 25; Тит. 2, 4–5); одинаково имеют взаимное и нравственное влияние (1Кор. 7, 16); одинаково обязуются ко взаимной попечительности (1Тим. 5, 8), к супружеской чистоте (1Кор. 7, 5; 1Сол. 4, 7), соподчиненности (1Кор. 7, 3) и верности (1Кор. 7, 2; Евр. 13, 4).

Наконец, соображаясь с различиями и особенностями, которые всегда замечались в естественных силах и свойствах мужа и жены, христианство должно было внести в супружеские отношения и некоторые черты различия, не давая в то же время ни одной стороне каких-либо преимуществ, которые клонились бы к унижению или угнетению другой.

Учение о взаимных отношениях христианских супругов заключается преимущественно в Посланиях апостола Павла к Коринфянам, Ефесянам, отчасти Колоссянам, а также к Тимофею, который был епископом в Ефесе.

Святой Златоуст еще заметил, что хотя это учение равно относится ко всем христианам, но изложено преимущественно в посланиях к некоторым городам потому, что в этих городах происходило больше споров и несогласий в этом вопросе.

В самом деле, если мы обратим внимание на то, что такое были эти города в то время, то увидим, почему именно им нужно было дать наставление об истинном отношении полов между собой. Коринф – главный город Ахаии – был во времена апостолов весьма знаменитым по многочисленности населения, по торговле, важнейшей в целой Греции, богатствам, стекавшимся к нему со всех частей тогдашнего света, успехам в науках и искусствах, чрезвычайной роскоши и утонченности житейских отношений. Но богатство и постоянный прилив всяких иноземцев внесли с собой в Коринф чрезвычайную испорченность нравов. Особенно служение богине Венере (или Афродите) было соединено здесь с крайним развратом.

Эмансипация женщин, не имея в себе и тени нравственной основы, тем не менее, имела широкое развитие, основанное на чувственных, проституционных началах. Женщина была свободна, популярна, потому что половое наслаждение было свободно, безгранично.

Общий характер Коринфа не мог не отразиться так или иначе и на христианской общине, которая была здесь основана апостолом Павлом и его сотрудниками.

Христианская идея нравственного равенства мужчины с женщиной, встретившись с языческими воззрениями на женщину, бывшими следствием распущенности нравов, была понята не столько внутренним, сколько внешним образом. Слыша о своих правах и достоинствах, но поняв их односторонне, женщина заявила со своей стороны притязания и на учительство в Церкви, и на свободу в костюме, и вообще на независимость своего положения (1Кор. 11, 6; 14, 34–35; 7, 39).

Об Ефесе можно сказать отчасти то же самое. Средоточие греческой и восточной религии и образованности, центр малоазиатской торговли, он был вместе и главным городом целого округа христианских общин. Но религиозно-нравственные вопросы здесь получили особенное развитие под влиянием распространившегося ложного аскетического направления, которое, признавая тело источником зла, должно было враждебно относиться к супружеству и женщине (1Тим. 4, 3).

Колосская церковь находилась в той же опасности; притом Послание к Колоссянам признается написанным одновременно с Посланием к Ефесянам, почему и заключает в себе с тем много общего.

Подобным образом наставление женам в Первом Послании апостола Петра объясняется не только вообще желанием апостола установить в супружеских отношениях правильность, но и прямым противодействием мнению, распространившемуся между язычниками, будто христиане как дети Христа проповедуют свободу от всякого подчинения, дают неограниченное позволение женам отделяться от мужей и совершенно не подчиняться им. А это служило поводом к осуждению христианского учения, к порицанию слова Божия (Тит. 2, 5).

Итак, с одной стороны эмансипация женщины, противная христианскому духу, с другой – неблагоприятный взгляд на супружеские отношения, требовали точного и частного определения отношений между мужем и женой, основывающихся на самобытной более или менее природе того и другой. И вот, апостол утверждает и выясняет хотя не новые понятия о главенстве мужа и подчинении жены, но придает им смысл совершенно новый, не известный древнему миру, смысл, исключающий всякие проявления, недостойные человека, и злоупотребления, какие соединялись с этими понятиями прежде.

Христианская идея равенства определяет человека безотносительно к физическим и психическим условиям его развития, но не исключает и различий внешнего положения людей, оттенков в их природных свойствах.

Вот почему, считая раба таким же человеком, как его господин, давая первому одинаковые права с последним в религиозно-нравственном отношении (Гал. 3, 26–28), христианство предписывает рабу иные обязанности, чем господину, принимая во внимание разность их внешнего, общественного положения (1Кор. 7, 20– 24; Кол. 3, 22; 4, 1; 1Пет. 2, 18). Вот почему и супругам предписываются различные обязанности, ибо того требует всегда существовавшее различие их природных свойств, как физических, так и нравственных.

Учение о физических и психических различиях полов, лежащее в основе христианского взгляда на отношения супругов и социальное положение женщины, нисколько не служит – ни источником деспотизма и преимуществ мужа, ни порабощения и бесправия жены.

Собственно говоря, мужчина и женщина, в отношении своих особенностей, суть величины несоизмеримые, существа несравнимые. В этом случае, чего недостает одному, то вовсе не служит к его унижению.

Так, врача не унижает отсутствие музыкального слуха и голоса, без чего немыслим певец. Поэта никто не станет возвышать над математиком за то, что тот обладает богатой фантазией, которой у математика нет. Подобное же можно сказать и о мужчине с женщиной.

Как организации совершенно своеобразные, полярно противоположные, они могут в одном отношении превосходить одна другую, в другом уступать друг другу, хотя постоянно остаются равны относительно общечеловеческих свойств, достоинств и прав. На этом и зиждется весь интерес и разумность супружеского союза, который является в силу этого не животным только половым влечением, но и нравственным, духовным единением.

Предписания христианским супругам сообразуются с особенностями натуры каждого из них. В физическом отношении женский тип характеризуется обыкновенно чертами большей нежности, немощности, раздражительности, малости, большей зависимости от физиологической функции, чертами, требующими для женщины опоры, услужливости, помощи. В нравственном отношении тип женщины является также с характером кротости, скромности, чувствительности, преданности, покорности и т. п. Напротив, тип мужчины выступает со своими более грубыми, сильными, крупными чертами в физическом отношении и с большей твердостью, энергией, рассудительностью в духовном.

Сообразно с такими свойствами, христианство называет женщину немощнейшим сосудом (1Пет. 3, 7), а мужчине дает название главы ее. С точки зрения нехристианской, выражения эти представляются, может быть, и обидными для женщины. Тут сейчас же является представление о деспотизме мужа, разного рода насилиях над существом слабейшим, представление о страданиях этого немощного сосуда.

Да, в языческий период господства грубой физической силы и эгоизма, или в среде так называемого «темного царства», не развитого ни умственно, ни нравственно, эти разности мужчины и женщины действительно дурно должны отзываться на женщине. Там понятия главенства и подчинения немыслимы без необузданного произвола и рабского угнетения; но ведь там также, например, и воспитание немыслимо без розог, судопроизводство – без взяток и т. п.

Христианство, конечно, не имеет ничего общего с этой средой (2Кор. 6, 14 и сл.). Христос затем и явился, чтобы уничтожить это темное, грубое господство внешней силы и создать новое царство на началах нравственных, на началах любви, свободы, мира, самоотвержения. Смирение, всепрощение, услужливость всем – явления жалкие и унизительные в язычестве – в христианстве становятся в ряду основных, возвышающих добродетелей (Лк. 22, 26).

Точно так же, с христианской точки зрения, ни немощность и подчиненность женской натуры не служат к ее унижению или бесчестию, ни признание в муже главы не ведет к деспотизму и произволу.

Напротив, как то, так и другое служит источником общего благоденствия и достоинства супругов. Именно то обстоятельство, что жена есть существо слабейшее мужа, сосуд немощный, побуждает мужа обращаться с ней весьма осторожно и благоразумно (1Пет. 3, 7). Находясь рядом с женой, он постоянно должен следить за собой, чтобы как-нибудь не повредить этот сосуд, но всячески охранять его и покоить. Этому благоразумию противно не только грубое и жестокое обхождение, но вообще слишком строгое или суровое, не растворенное нежностью или мягкостью. Если в христианстве ограничивается суровость по отношению к слугам, то тем более по отношению к жене следует наблюдать, чтобы не впасть в раздражительность и не выказать перед ней порывов дурного расположения своего духа (Кол. 3, 19).

Но как и нежные отношения к жене могут иногда иметь односторонний, слишком чувственный, страстный характер, то благоразумие с самообладанием и в этом случае должно руководить мужем. «Мужу нужно соблюдать осторожность, – замечает Климент Александрийский, – чтобы не похотствовать на свою жену, которую должно любить!» Нет ничего отвратительнее, как любить свою жену как бы блудницу, поясняет ту же мысль блаженный Иероним.

Равным образом любовь христианского мужа к жене не может носить характера слишком покровительственного или снисходительного только, и отнюдь не допускает невнимательности и пренебрежения.

Нет, христианский муж относится к своей жене с полным уважением: он видит в ней такую же, как он, человеческую личность, получившую совершенно равные с ним права в Царстве Божием, сонаследницу благодатной жизни (1Пет. 3, 7), подругу и помощницу в настоящей жизни.

Ограждая таким образом благосостояние жены от проявлений грубости и внешней силы мужа, апостол для большего убеждения хочет подействовать и на религиозное чувство мужчин. Он заповедует мужьям всегда относиться к женам с любовью и уважением, дабы не было им препятствия в молитвах (1Пет. 3, 7). Молитва составляет одно из существенных и необходимых проявлений христианской жизни (1Сол. 5, 17). Как беседа с Богом, она достигает своего успеха и получает истинное значение только тогда, когда исходит из сердца чистого, чуждого всякой вражды и ненависти (Мф. 5, 23–24).

Итак желаю, – заповедует апостол Павел, – чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые (т. е. чистые от любостяжания, убийств, хищения, язв) руки без гнева (злопамятства) и сомнения (1Тим. 2, 8).

Каждый муж, живя постоянно с женою, более чем кто-либо находится в опасности омрачить свое сердце низкими проявлениями досады, гнева, неуважения к жене – немощному сосуду; поэтому он особенно должен следить за собой и заботиться о чистоте и достоинстве отношений к жене, которыми таким образом определяются и его отношения к Богу. Последние прерываются, если в первые вносятся раздор, несправедливость; и сколько бы ни молился муж, обходящийся дурно с женой, молитва его никогда не будет услышана; между ним и Богом стоит неодолимая преграда. Таким образом, как бы Сам Бог является защитником слабейшей стороны в семейной жизни.

Выясняя понятия главенства мужа по отношению к жене и подчиненности и повиновения жены по отношению к мужу, апостол Павел пользуется для этого, как известно, сравнением, заимствованным из догматической области. Муж есть глава жены так же, как Христос – Глава Церкви (Еф. 5, 23 и дал.).

Но как являет Себя Христос, будучи Главою Церкви? Он возлюбил Свою Церковь до того, что отдал жизнь за нее. Некогда Церковь (т. е. вообще человечество) была нечиста, порочна, безобразна. И Христос не отвратился от ее безобразия, но постарался изменить неприятный вид ее; Он пересоздал ее, исправил, простил ее грехи. Она ненавидела Его, отвращалась от Него, но Он сумел привязать ее к Себе. Он не только смыл ее нечистоту, но изгладил и старость, истребив ветхого человека, состоящего под грехом. Не к насилиям, порицаниям и угрозам прибегал Он для этого, а достиг того великой о ней заботливостью и самоотверженной любовью. Чтобы очистить ее, Он нашел для этого приличное омовение в Таинстве Святого Крещения (ср.: 1Кор. 6, 11; Деян. 2, 38; 22, 16; Тит. 3, 5–7). Чтобы освятить ее, Он дал ей свое евангельское, Божественное Слово истины и веры (ср.: Ин. 17, 17; Рим. 10, 8–18; Еф. 6, 17; Гал. 3, 5; Евр. 6, 5). Свои заботы о чистоте, святости и непорочности Церкви Он простер до того, что пожертвовал даже Собственною жизнью для этого.

Да и впоследствии, как говорит Златоуст, видя ее часто оскверняющейся, Он не отвергает ее от Себя, но постоянно врачует и исправляет. Сколько людей после принятия веры согрешали! Однако Он не отвратился от них. У коринфян блудник был членом Церкви, но Бог не отсек его, а исправил. Церковь галатская вся отступила и впала в иудейство, и однако Он не отверг ее, но, исцелив ее через Павла, возвел в прежнее состояние.

Вот идеал христианских отношений мужа к жене. Возлюбив ее искренно, всем сердцем, он все делает к ее славе и возвышению; в его отношениях к ней не может быть и тени насилия или унижения. Жена слабее мужа; и слабость для христианского мужа служит только большим побуждением к тому, чтобы помогать ей, поддерживать и защищать ее; употребить эту слабость как повод к каким-нибудь притеснениям жены немыслимо для него. Всякие нужды и потребности жены, физические и нравственные, он благоразумно старается удовлетворить. Все даже малейшие недостатки жены служат для него предметом беспокойств, самых сильных попечений и самопожертвований.

«Какую бы ты ни взял жену, – говорит Златоуст, – твоя невеста не будет такова, какою Христос обрел Церковь; она не так будет отлична от тебя, как была отлична Церковь от Христа. При всем том Он не возгнушался ею и не возненавидел ее за ее чрезмерное безобразие».

Следовательно, любовь мужа к жене никогда не может сравняться с любовью Христа к Церкви; мужу любить жену гораздо легче, возможнее.

Действительно, что любовь к жене вполне легка и естественна, это апостол тотчас же хочет показать на основании иного рода соображения. Жена по отношению к мужу не есть что-то внешнее, случайно к нему привязанное, что нужно было бы связывать с ним какими-нибудь внешними искусственными узами. Нет, она естественно и внутренне соединена с мужем: она есть его собственное тело. Отсюда, не любить свою жену – значит, самого себя не любить, а это совершенно противоестественно: каждый по природе себя любит и заботится о своем теле, питает его и согревает, подобно тому как и Христос поступает относительно Церкви, которую составляем мы, члены его тела.

Златоуст отсюда делает такое нравственное приложение: «Как в телах наших, когда случится болезнь, мы не отсекаем члена, но истребляем болезнь, так будем поступать и с женою. Если будет в ней какой порок, то не жену отвергай, а истребляй этот порок». А что жена действительно есть собственное тело мужа, это апостол хочет доказать, ссылаясь, подобно Спасителю, на первоначальный закон супружества, по требованию которого человек оставляет отца, мать и прилепляется к жене своей, так что из двоих чудным, таинственным образом становится одно тело, одно существо.

«Если же нам заповедано, – рассуждает Златоуст, – оставлять для жены отца и мать, не в оскорбление им, а в исполнение Закона Божия, так что для родителей это даже столь вожделенно, что они, будучи оставлены, радуются и совершают брачное соединение детей с великим усердием; то не крайнее ли безумие и бесчестие оскорблять ту, для которой Бог повелел оставить родителей? Такой муж, если только можно назвать его мужем, а не зверем, по моему мнению, равен отцеубийце и матереубийце».

Так различными доводами христианство старается утвердить в муже любовь к жене в самом обширном и высоконравственном смысле этого слова. Любовь эта, являясь чувством вполне естественным и необходимым по своей обширности, высоте и святости, однако ж настолько исключительна, что не может быть сравниваема ни с чем земным; сравнение для нее апостол нашел только в области высшей, божественной.

При таком характере отношений мужа к жене, как видим, все интересы жены соблюдены, ее достоинства нравственные и благоденствие внешне вполне обеспечены.

Сообразно с этим, и обязанности, предписываемые жене, не могут заключать в себе ничего противного ее интересам и достоинству. Жене предписывается отнюдь не властвовать над мужем (1Тим. 2, 12), а быть у него в повиновении. Значит ли это, что она является как бы рабой своего мужа? Ответ на этот вопрос дан уже выше, при определении обязанностей мужа к жене, которые, как мы видели, вообще исключают всякое представление о рабстве, угнетении и т. п. В каком же смысле нужно понимать христианское повиновение? Заключает ли оно в себе что-нибудь унизительное?

Прежде чем обратиться к женам с заповедью о повиновении, апостол Павел в Послании к Ефесянам сначала вообще христианам заповедует друг другу повиноваться в страхе Божием (Еф. 5, 21). Эта взаимная подчиненность совершенно сообразна с христианским духом.

«Пусть каждый повинуется ближнему своему, – пишет ученик апостолов Климент Римский, – сообразно со степенью, на которой он поставлен дарованием Его (т. е. Христа). Сильный не пренебрегай слабого, и слабый почитай сильного».

Желание выситься над другими, гордиться какими-нибудь своими превосходствами и в силу только этого требовать от других почтения и подчинения не согласно с духом Евангелия. Князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими, – говорил Христос Своим ученикам, – но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20, 25–28; Мк. 10, 42–45; 1Пет. 5, 3–5).

Таким образом, повиновение и служение другим является в христианстве источником не унижения, а напротив, возвышения. Это подчинение служит для человека постоянным упражнением власти над самим собой и самоотвержения. Оно постоянно поддерживает такие расположения, которые разрушают эгоизм и другие низкие проявления человеческой натуры и служат основой духовной жизни. Оно производит гармонию и порядок в жизни общественной; им условливается то, что сказано о первобытных христианах: у них были тело и душа общие. Иисус Христос, будучи образцом во всех случаях, служит вместе и как бы побуждением для исполнения этой обязанности.

Христианин видит Самого Христа в душах, которые искуплены Его кровью; это Иисус голодает в том, кому мы даем есть, Он жаждет в том, кого мы напояем; так что, действительно, служение ближнему есть служение Богу. Отсюда, обязанность взаимного подчинения служит выражением не любви только, но и веры самой возвышенной и чистой. О подчинении из видов корыстных, которое характеризуется лестью, пошлым самоунижением, трусостью и т. п., в христианстве, конечно, не может быть и речи.

Таково христианское взаимное повиновение. Оно основано на любви, а не на рабской боязни. Поэтому апостол иногда выражает ту же мысль таким образом: Любовью служите друг другу (Гал. 5, 13).

В этом отношении и заповеди, предписанные апостолом мужу и жене, составляют, в сущности, одно. Ибо, что это было бы за подчинение жены, если бы оно не возбуждалось любовью, если бы оно превращалось в состояние внешнего подчинения и тайного в то же время возмущения? И что была бы любовь мужа, если бы она не сопровождалась преданностью и не состояла в зависимости от существа любимого?

Вообще, любовь в христианстве – понятие весьма обширное и обнимает собою все совершенства (1Кор. 13; Кол. 3, 14). Если повиноваться, значит отказываться от своих эгоистических интересов, сообразовать свою волю с волей другого, то конечно это же самое должно сказать и о любви вообще. Вот почему апостол иногда прямо заповедует женам любить своих мужей (Тит. 2, 4).

Если же любовь жены является по преимуществу с характером покорности и повиновения, то это объясняется теми свойствами женской натуры, с какими она всегда являлась (Еф. 5, 22; 1Пет. 3, 1; Кол. 3, 18; Тит. 2, 5).

«Апостол, – говорит Златоуст, – предложил мужу и жене, как основание их счастья, взаимную любовь и заботливость, указав каждому из них то, что кому прилично, – одному начальство и попечение, другой повиновение». Муж, как нечто первичное, основное в порядке творения по отношению к жене, составляющей его дальнейшее развитие (1Кор. 11, 8–9; 1Тим. 2, 13–15), тяготеет к ней, чтобы восполнить себя, а жена хочет найти в нем свою опору, свой покой. Отсюда, для первого – союз с женщиной должен носить характер любви, которая дает предмету любви силу, одушевление, для последней – характер жертвы, преданности. С другой стороны, муж по натуре сильнее, неустрашимее, независимее, по большей части он бывает и старше жены годами. Недаром понятие мужественности всегда заключало под собой понятие храбрости, твердости, силы и т. п. Жена по природе скромнее, кротче, слабее и по физиологическим условиям чаще нуждается в помощи и защите. Поэтому предписать мужу повиноваться жене было бы совершенно ненатурально, несообразно с действительностью, с мужским типом. Предписать же вообще любовь той или иной стороне было бы неопределенно, недостаточно, тем более что ввиду возникших уже недоразумений цель апостола была точнее определить характер супружеских отношений. И вот апостол определяет этот характер, с естественными свойствами каждой стороны; мужу, как сильнейшему, предписывается любовь преимущественно с характером заботливости о половине слабейшей, поддержки ее; жене – с характером покорности. К тому же опыт показывал апостолу, как показывает и доселе, что мужчина, не развитый нравственно, более способен к проявлению грубой физической силы над женой; вот против этого-то нужно было дать ему заповедь о любви, нежности по отношению к жене. Женщина, не развитая нравственно, более способна к заносчивости, спорливости, тупому упорству, и вот против этого направлена христианская заповедь о повиновении, покорности и уступчивости по отношению к мужу. Жена терпит унижение, побои от дурного мужа: христианство защищает ее от такого рода оскорблений, делая мужа нежным и кротким. Мужу дурная жена досаждает обыкновенно действиями противными, наперекор: христианская заповедь о покорности жены освобождает мужа от такого рода неприятностей, делая жену покорною, преданной.

Таким-то способом христианство утверждает гармонию и мир в супружеских отношениях. Таков вообще примирительный характер христианства и в других сферах человеческого быта, в отношениях слуг к господам, детей к родителям, подчиненных к начальствующим и т. п. Все обязаны взаимною любовью, но в каждом положении эта любовь выражается по-своему, применительно к положению, характеру и т. д.

Выше мы замечали, что с нехристианской точки зрения действительно странны такие выражения, как: муж – глава жены, жена должна ему повиноваться. Как с первым соединяется представление о деспотизме и насилии, так с последним представление о порабощении; но уже из выяснения обязанностей мужа, как главы жены, мы видели, что понятия эти не заключают в себе и тени чего-нибудь унизительного для жены, напротив, вполне сообразованны с ее интересами и достоинством. А отсюда, само собой следует, что и обязанность жены повиноваться далеко не может вести к представлению о порабощении. «Бог подчинил тебе жену, – говорит Златоуст, – для того, чтобы она была более любима; а любить тебя, жена, – внушил он мужу – для того, чтобы легче было тебе подчиняться. Не бойся подчинения; ибо подчиняться любящему нисколько не трудно. Не охладевай в любви, ибо жена твоя уступчива пред тобою. Союз не иначе возможен».

Закон христианства определяет обязательства мужа по отношению к жене не только не менее, но даже более, чем жены ввиду больших сил первого. Он освящает власть, но произвол никогда.

Определяя частный характер повиновения жен мужьям, апостол прибавляет: повинуйтесь своим мужьям, как Господу (Еф. 5, 22). Выражение это нельзя понимать в том смысле, будто жена должна повиноваться мужу, как своему господину, но должна ему повиноваться как Господу Богу (Еф. 6, 7). Таким образом, этим выражением возвышается характер и повиновения жены и отношений к ней мужа. Муж, как глава жены, является для нее представителем Христа, Главы Церкви; отсюда он не может уже относиться к ней с какими-нибудь незаконными требованиями. Жена, почитая это высокое достоинство мужа, как представителя Христа, относится к его требованиям с совершенной доверчивостью, покорностью и уважением. В Послании к Колоссянам апостол выражает ту же мысль несколько иначе: Жены, повинуйтесь мужьям своим, как прилично в Господе (3, 18).

Повиновение может быть весьма различно. Животное слушается человека, понуждаясь к тому ударами палки. Раб обыкновенно подчиняется приказаниям своего господина и отказывается от своей личности под влиянием того же животного страха. Может и жена покоряться мужу только из рабского, животного страха, а в душе его ненавидеть и проклинать. Она может также ему повиноваться из побуждений своекорыстных, из расчета на подарки и т. п. Можно наконец повиноваться, но повиноваться видимым только образом, обманывая мужа своей покорностью, как бы насмехаясь над ним и прикрывая внешним повиновением свое коварство и даже внутреннее презрение к мужу. Все это не будет христианское повиновение, как прилично в Господе, повиновение, которое свободно (2Кор. 3,17), и немыслимо без полного доверия, сердечной преданности, любви и уважения. Выясняя понятия такого повиновения, апостол употребляет еще выражение: Жена да боится своего мужа (Еф. 5, 33). Обыкновенное представление, нехристианское, при этом большей частью рисует мрачную картину сурового, постоянно грозящего своей жене мужа, и жены, трепещущей от гневного взгляда супруга. Представлять такой порядок христианским – значит, или насмехаться над христианством, или окончательно не понимать его.

По-видимому, грозное слово апостола (направленное против жен, не хотевших, во имя неправильно понимаемого ими христианского равенства, признавать авторитета мужей) имеет, однако же, глубоконравственный смысл. Страх, усвояемый жене по отношению к мужу, – не страх рабский, обезличивающий боящегося, и не страх внешний, своекорыстный: такой страх противен христианству и несовместим с понятием христианской любви; такой страх есть мучение, а совершенная любовь изгоняет страх (1Ин. 4, 18).

Христианский же страх вытекает из любви и происходит от сознания совершенств, высоких достоинств любимого и уважаемого существа. Таким страхом христианин боится Бога, как Личности, сравнительно с ним неизмеримо Высочайшей и Совершеннейшей; Бога, во власти Которого он весь находится и Которому всем обязан.

Подобный страх мы чувствуем к человеку, уважаемому нами за ум, знания, нравственные качества; нам как-то действительно страшно не только сказать, но и подумать о нем что-нибудь дурное, унижающее его. Совесть не дозволяет нам и сделать что-нибудь недостойное при виде уважаемого лица: не мщения или преследования мы боимся с его стороны, а опасаемся оскорбить те высокие свойства, перед которыми так резко выступают наше ничтожество и слабость. С таким страхом соединяется повиновение жены в христианстве.

Иная жена, по-видимому, боится мужа, но при первой возможности начинает осуждать его разные недостатки, находить в нем смешные стороны, презрительно отзывается о нем. Такая жена не уважает своего мужа; она и не любит его истинно и не боится его истинною боязнью христианской жены, которая, сознавая свою женскую немощь и видя в муже своего главу и опору в жизни, покровителя и защитника, Самим Богом к тому призванного, боится сделать что-либо противное его любви к ней, или подать повод к проявлению в нем какого-нибудь резкого порыва и к нарушению гармонии их взаимных отношений. Самые недостатки мужа, как человека, она не только не выставляет на позор, но великодушно извиняет, ибо за недостатками видит в нем достоинство мужа – главы.

Как для мужа первообразом его отношений к жене представлены отношения Христа к Церкви; так и для жены идеалом ее отношений к мужу служат отношения Церкви ко Христу. Церковь повинуется Христу, и жены своим мужьям во всем. Церковь повинуется спасительному для нее слову Христа и боится оскорбить Его отступлением от Его святого слова, и жена повинуется требованиям мужа, направленным к ее и к их общему благосостоянию.

В намерении показать, что такие требования от христианских супругов удобоисполнимы и не суть только идеал, неприложимый к жизни, апостол Петр (1Пет. 3, 6) находит в истории пример истинных супружеских отношений. Таковы патриархальные супруги Авраам и Сарра, лица, жившие хотя весьма давно в Ветхом Завете, но по своей вере и жизни принадлежащие к членам Царства Христова (Ин. 8, 39–40, 56; Мф. 8, 11; Евр. 11, 8–19).

Сарра по-христиански повиновалась Аврааму; называя его господином, она не была рабой мужа, но в то же время она не противоречила ему, не противилась его намерениям и распоряжениям. И Авраам настолько любил и уважал свою жену, что, несмотря на ее неплодие (недостаток весьма чувствительный в Ветхом Завете), не презирал ее и не укорял, но сносил горе бесчадия; и сам даже руководился иногда ее указаниями. Так Сарра в утешение мужу советует ему взять в жены Агарь, служанку, которая от него и зачала (Быт. 16). По тогдашним понятиям, как мы знаем, это не противоречило супружеской верности и мотивировалось безграничным стремлением к деторождению. Но вот Агарь оскорбляет свою госпожу укорами в бесчадии, и любящий муж выдает жене «общницу ложа», по выражению Златоуста, и даже отпускает Агарь из своего дома беременною. «Кто не сжалился бы над тою, которая зачала от него дитя? Но праведник не колебался, потому что любовь к жене предпочитал всему», – пишет Златоуст.

Христианская история представляет нам образцы истинных, строго христианских семейных отношений. Особенно первенствующие христиане были в домашней жизни, по выражению апостола, светилами посреди рода строптивого и развращенного (Флп. 2, 15). Их супружеская жизнь была чужда тех семейных нестроений, какие неизбежны там, где в обычае или угнетение жен, или неестественное преобладание жен над мужьями, или споры о безусловном равенстве прав того или другого пола. Христианские супруги проводили дни свои в мирном довольстве друг другом по плоти и по духу. Плодом такого супружеского согласия было семейное счастье, картину которого изображает Тертуллиан.

«Как описать счастье брака, определяемого Церковью, освящаемого ее молитвами, написываемого Ангелами на небесах, благословляемого Богом Отцом! Известно, что чада Божии не вступают в брак без согласия Отца своего. Как же приятны должны быть узы, соединяющие два сердца в единой надежде, в единой вере, в едином законе! Они, как дети одного Отца, как рабы одного Господа: нет между ними никакого раздора или разделения ни в душе, ни в теле. Они два в единой плоти: где плоть едина, там и душа едина. Они вместе молятся, вместе припадают на колена, вместе постятся, взаимно ободряют и руководят друг друга. Они равны в Церкви и в общении с Богом, равно делят бедность и обилие, ничего один от другого скрытного не имеют, не в тягость друг другу, каждый из них может посещать больных и помогать нищим. Нет им стеснения творить милостыню, нет опасности присутствовать при совершении Святых Таин, нет препятствий к исполнению ежедневных обязанностей, нет укрывательств втайне креститься и потаенно произносить молитвы. Они вместе поют псалмы и гимны, стараясь друг друга превзойти в хваленьях Бога своего. Иисус Христос радуется, видя такое домоводство их, посылает мир Свой на их дом и обитает в нем вместе с ними; а где Он находится, туда не может войти дух злобы».