Удобного христианства не бывает

Удобного христианства не бывает

Удобного христианства не бывает

Очевидно, что человек и человечество со временем меняются. Вместе с ними изменяется и христианство. Сразу стоит сказать, что речь идет не о каких-то "качественных отличиях", но о тех "образах" христианства, которые складываются в разные эпохи. К тому же в сегодняшнем мире часто за христианство выдается то, что не имеет к нему никакого отношения. Как распознать подделку?

протоиерей Владимир Воробьев

Мы попросили помочь нам разобраться с этим протоиерея Владимира Воробьева – настоятеля храма во имя святителя Николая в Кузнецах, основателя и ректора Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета – крупнейшего в России православного вуза для мирян. Отец Владимир – замечательный пастырь и духовник, мнению которого доверяют тысячи наших современников. Кроме того, он лучше, чем кто бы то ни было, может проанализировать изменения, произошедшие с Церковью и христианством в ХХ веке: отец Владимир возглавляет в ПСТГУ отдел новейшей истории Русской Церкви, в котором собираются и систематизируются материалы о российских новомучениках, о гонениях на Церковь в предыдущем столетии.

– Быть христианином сегодня – это то же самое, что быть христианином пятьдесят, сто, тысячу лет назад?

– И да, и нет. Христианином быть трудно всегда. Апостолы говорят нам: Мир лежит во зле (1 Ин. 5:19), и все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы (2 Тим. 3:12). Гонимы не обязательно так, как это было при советской власти, когда сажали в тюрьмы и расстреливали за веру. А в том смысле, что во все времена этот мир не будет христиан принимать. Он будет относиться к ним, как к чуждому элементу, будет постоянно их отталкивать от себя, выдавливать, выгонять, и от этого им будет очень трудно. Это во-первых.

Во-вторых – всегда трудно бороться со своими страстями. Трудно встать на тот путь, который только и может сделать человека христианином. Этот путь – крестный, ведь Господь сказал прямо: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16:24). То есть нужно отвергнуться себя, чтобы быть со Христом, распять себя со страстьми и похотьми (Гал. 5:4). Это всегда трудно, и трудность эта от времени не очень зависит.

Но есть и специфические трудности той или иной эпохи. В первые века христианства – гонения от язычников, требования приносить жертвы идолам. Потом – ереси. Нужно было сохранить христианскую жизнь в условиях Римской империи, Византийского государства, которое воцерковлялось медленно, с большим трудом и сохраняло очень многие языческие черты. Быть христианином в то время тоже было очень нелегко, об этом свидетельствуют писания древних святых отцов.

В наше время есть свои трудности, потому что время это, конечно, – особенное. Время, которое наводит на мысль о каких-то качественных изменениях всего мира. Происходит глобализация, мир объединяется – но не в каких-то добрых усилиях. Повсюду говорят о благополучии, благоденствии, но что происходит на самом деле? Все вооружаются. Торжествуют пороки, они катастрофически распространяются и губят уже целые поколения, и физически, и нравственно.

Можно сказать, что гибнет культура. Памятники культуры сохраняются, а в душах людей зерна культуры теряются, молодое поколение даже знать о ней не хочет. Оно вполне удовлетворяется субкультурой, поддельной современной культурой, которая, конечно, к культуре истинной никакого отношения не имеет.

Появляется новый язык, новое мироощущение. И даже, как в свое время заметил замечательный старец архимандрит Иоанн Крестьянкин, меняется сам состав человека: каким-то таинственным образом меняется его душевный строй. Очень часто в молодых людях мы не можем найти тех основных свойств, которые, казалось бы, были присущи человеку всегда. Но сегодня мы не находим глубины, не находим в человеке того инстинкта, который должен был бы приводить его в себя, даже если он пал. Этот инстинкт – совесть. Мы видим, что в молодом поколении многие голоса совести не слышат. В этих условиях быть христианином, конечно, трудно.

Мы должны признать и то, что во всем мире христианство в значительной степени скомпрометировано. Прежде всего, самими христианами, чей облик чаще всего мало соответствует евангельскому... И очень много подделок, когда за христианство выдается неведомо что. Это беда не только нашей Церкви и нашего народа – нет, это во всем мире так.

Например, мы знаем, что в разных христианских деноминациях сейчас легализуются пороки, которые всегда признавались несовместимыми со званием христианина и назывались смертными грехами. Теперь они получают "права гражданства" по той причине, что существуют права человека. А раз обществу надо уважать права человека, то и Церкви нужно разрешить пороки – потому что люди "имеют право" и на порок. Таким образом, права человека, которые, казалось бы, являются общечеловеческой ценностью, все больше используются как средство для легализации пороков – то есть во зло, а не на добро.

Такая направленность современного мира – всегда совершить подмену, подделку, – естественно, обращает нашу мысль к антихристу. Потому что антихрист – это ведь тот, кто придет вместо Христа, выдавая себя за Христа, будет лже-Христом. Этот дух антихриста все явственнее проявляется в современном мире, и прежде всего – в таком поддельном христианстве. И поэтому мне кажется, самым главным для современного христианина является умение отличить подделку от истины, стремление жить подлинной жизнью, быть христианином настоящим, а не фальшивым.

– К сожалению, очень часто подделки закрадываются и в жизнь людей, которые искренне считают себя верующими. Какие искажения, или подмены, распространены сегодня именно в церковной среде?

– В церковной среде распространены те же проблемы, которые доминируют в обществе: те же пороки, которые окружают нас, как бы под давлением извне проникают в Церковь. Ведь в Церковь приходит сейчас очень много людей, и они приносят с собой все то, что есть в миру.

Какие это пороки? Страшное явление – сребролюбие, жажда денег, поклонение деньгам. Поклонение мамоне[1] как никогда активно. Жажда устроиться в этом мире пороскошнее и как бы навечно, нежелание терпеть лишения, трудности, нести крест... В результате появляется "удобное христианство", "легкое", комфортабельное, зажиточное христианство – одна из подделок, конечно. Потому что христианство – это крестный подвиг, настоящему христианину трудности сопутствуют всегда.

Потом – сегодняшние проблемы семейной жизни. До революции таких проблем все же не было: что такое православная семья, все понимали, и эти православные семьи держали Россию, были опорой России. Хотя среди церковных людей идеал семьи в какой-то степени сохраняется, он тоже находится под огромным давлением извне, и это давление направлено на то, чтобы семью разрушить.

Одновременно возникли совершенно новые принципы семейной жизни: желание "планировать" семью, ограничить рождение детей, то есть опять-таки – строить комфортную жизнь. Ведь когда в семье детей много – это подвиг для родителей. Нужно их и родить, и вскормить, и выучить, и воспитать, и с ними может быть и тесно, и трудно, и беспокойно. Это – трудный подвиг. Современные люди не хотят оставаться одни, они хотят, чтобы у них были семьи, но, по возможности, без таких трудов. Чтобы, если уж будет ребенок – то один или, максимум, два. В большинстве случаев это отказ от подвига семейной жизни.

Этот дух проникает всюду, и в семьи тех, кто называет себя верующими, тоже. Это тоже подделка, очень опасная, которая скоро даст свои страшные плоды. Не будет православных семей, а значит, не будет и Православия, православного народа не будет. Потому что, если нет детей, кто же будет в церковь ходить?

Огромной проблемой является, конечно, священническое, пастырское служение сегодня. В наше время место священника в мире не всегда определено ясно.

За рубежом православные священники часто должны работать на светской работе для того, чтобы выживать, потому что община их не содержит. И в России тоже такое появляется. Надеюсь, что пока мало таких случаев, но они все-таки есть. В нашем народе укрепляется потребительский дух, и народ не берет на себя ответственности за жизнь Церкви. Он не считает, что должен Церковь содержать, помогать ей чем-то. Даже для того, чтобы сделать ремонт в храме, священнику приходится искать спонсоров. Раньше, до революции, конечно, тоже были богатые люди – купцы, дворяне, которые на свои средства могли построить храм и строили их, но и весь народ участвовал в этом. Много было храмов, возведенных "миром", были храмы "обыденные": собиралась вся деревня и за один день ставили сруб для храма. И очень много было таких примеров, а сейчас их нет.


Место священника в этом мире становится многим непонятно в разных аспектах. Уже нет духовного сословия, как это было раньше, и в каком-то отношении это, может быть, и хорошо. До революции тоже были разные священники – и получше, и похуже, но кто такой священник, было всем понятно, и путь священнического подвига был очень четко очерчен. Сегодня же к священническому служению приходят самые разные люди, и многие из них не совсем понимают, что это такое – быть священником. Вот послужил священник в храме, потом вышел из храма – и он хочет быть таким, как все. У него в сердце не вмещается, что, если он стал священником, то уже не может быть "как все", что он взят от этого мира и уже не должен в этот мир стремиться.

Мне кажется, что эта проблема стоит уже во весь рост перед нами, и это тоже – проблема подделки: другими становятся и пастыри, и прихожане.

– По-видимому, причина в том, что в ХХ веке насильно была прервана традиция священнического служения. Например, в нашей Саратовской епархии практически не осталось духовенства старшего возраста. Как Вы начинали свое служение, как складывалось Ваше представление о том, каким должен быть священник?

– Мой дедушка был священником и умер в тюрьме за веру[2]. Я родился через год после его смерти, меня назвали его именем, и с самого детства я чувствовал связь со своим дедушкой. Мне все говорили, что я буду священником, и я сам как-то чувствовал, что должен им быть. Я вырос в православной среде, и вот это преемство, может быть, уже на краю, на пределе – все-таки я думаю, что успел воспринять его. Я видел старых священников, близко знал многих замечательных старцев, и поэтому я остро переживаю то, что сейчас среди молодого духовенства этого преемства не заметно или оно еле-еле теплится.

Действительно, там, где не осталось старшего поколения духовенства, преемство это передать и сохранить очень трудно. Появляются новые поколения, и они могут быть – другого духа. Это тоже преемство, но не с теми, с кем надо. Вот при советской власти были тихоновцы и обновленцы, и с кем из них преемство? Обновленцы после войны влились в клир Русской Церкви, а их было очень много.

Для того чтобы сохранить духовную преемственную связь с подлинно христианской жизнью, нужно знать наших новомучеников. Нужно с ними почувствовать духовную связь, духовное родство. Мы в нашем университете очень много сил к этому прилагаем: стараемся сохранить их память, как можно больше сведений дать нашим современникам о новомучениках. Чтобы они присутствовали в нашей жизни, чтобы дух их подвига был нам родным и близким...

– ...тем более, что множество людей сегодня не имеют духовных наставников.

– Да, отсутствие духовных наставников – это тоже особая черта нашего времени. Еще недавно вся Россия знала старцев – отца Иоанна Крестьянкина, отца Николая Гурьянова, отца Кирилла Павлова. Сейчас отец Иоанн и отец Николай уже ушли, отец Кирилл лежит на смертном одре, и замены им не видно. Еще в первые времена христианства было предсказано, что святые никогда не оскудеют у Бога, но в последние времена они удобно скроют себя от людей. Я не хочу сказать, что сейчас последние времена, это один Бог знает, но что наставников мало, что велико оскудение – это факт. И это, конечно, другая сторона той же проблемы: когда нет преемственности и нет духовного руководства, тогда и происходит замена подлинной духовной жизни суррогатами.

– В Вашей книге "Покаяние. Исповедь. Духовное руководство" высказана очень горькая мысль: современные христиане не совершают смертных грехов, но и не растут духовно. Там же есть наглядные образы "духовного туризма" и "духовного альпинизма".

– "Туризмом" я назвал как раз такое вот "комфортное христианство", когда забрался на какую-то красивую дорожку, гуляешь по ней и говоришь: "Нет, дальше уже не полезу". Так получается, когда человек удовлетворяется либеральными ценностями, вполне совместимыми со многими тяжкими пороками. А "альпинизм" – это движение вверх, как бы ни было трудно. Если человек не хочет подвига, то как можно говорить, что он принимает свой крест?

Обретение истины в этом мире совершается только через подвиг. Вообще, настоящая христианская жизнь должна быть подвигом.

– Преодоления себя?

– Да, и это уже подвиг. А поскольку окружает нас падший мир, то быть в нем настоящим христианином – несомненный подвиг. Устремленность ко Христу, а значит, к подвигу Христову – вот это подлинное христианство.

– Сегодняшняя жизнь (особенно в столице) такова, что вполне благонамеренные верующие люди, получив образование, устроившись на хорошую работу, могут жить достаточно спокойно, комфортно. Для достижения такого материального положения они ничего плохого не делают, особо не стремятся к богатству – просто есть средства, просто дает их этот мир. Как же быть таким людям? Неужели они не могут считать себя христианами?

– Специально для нашего времени Господь послал совершенно особенного святого – отца Иоанна Кронштадтского. Говорят, что он был богат: после него остался миллион царских рублей, а это были огромные деньги по тем временам; у него было много митр, шелковых ряс, у него были кареты, пароход какой-то его возил. В общем, он жил в достатке. Но если почитать его дневники, то мы увидим, что он не только никогда не стремился к комфорту, он даже его не ощущал, не тяготился им, потому что комфорт в его жизни как бы и не присутствовал.

Почему? Просто он жил другим – огромным личным подвигом, он каждый день полностью отдавал себя Богу и людям так, что ему некогда было поесть, он спал не более 2-3 часов. Он не знал покоя, нисколько не жил для себя, весь был в сострадании людям. И если у него появлялась какая-то возможность, то он шел не отдыхать – а в трущобы, в страшные подвалы к убогим, падшим, пьяным, преступникам... Если ему давали деньги, он, не считая, раздавал их бедным сразу же. И весь комфорт, который, казалось бы, мог доставить ему отдых, что-то приятное – все это мимо него проходило, не затрагивая души.

Слава Богу, сейчас нет гонений на верующих, нет войны, голода. Мы, действительно, живем пока благополучно. Так вот, чтобы нас эти благополучие и комфорт не погубили, не лишили бы нас подлинной христианской жизни, нужен наш личный подвиг – подвиг молитвы, подвиг служения Богу и людям. Тогда никакой комфорт и никакие деньги не будут страшны.

Беседовала Наталья Горенок
Православие и современность - 24.09.2009.

Справка

Протоиерей Владимир Николаевич Воробьев родился 28 марта 1941 года в Москве. В 1965 году окончил физический факультет Московского государственного университета. Работал в МГУ, затем с 1968 года учился в аспирантуре и с 1971 года работал в Вычислительном центре Академии наук СССР. В 1973 году защитил диссертацию и получил ученую степень кандидата физико-математических наук.

В 1978 году поступил в Московскую Духовную семинарию, по окончании ее – в Московскую Духовную Академию.

В 1979 году был рукоположен во диакона, а затем во священника.

Служил в храмах г. Москвы. В 1997 году назначен настоятелем храма святителя Николая Чудотворца в Кузнецах и приписного к нему храма Живоначальной Троицы в Вешняках, который был открыт и восстановлен под руководством отца Владимира.

В октябре 1990 года вместе с близкими друзьями создал, а затем стал духовником Братства во имя Всемилостивого Спаса, со временем превратившегося в одно из крупнейших братств в России (в 1994 году опекало 14 храмов, из которых 13 восстанавливались). Под руководством отца Владимира были созданы православная общеобразовательная и воскресная школы, детские лагеря, столовая для бедных, книжный магазин "Православное слово".

В 1990 году стал одним из организаторов Богословско-катехизаторских курсов, в мае 1991 года был избран ректором курсов, затем в 1992 году – ректором Православного Свято-Тихоновского богословского института, в который были преобразованы курсы. В мае 2004 года институт получил статус университета и стал называться Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом. В университете читал лекции по предметам "Введение в литургическое предание Православной Церкви" и "Пастырское богословие".

Возглавляет в ПСТГУ отдел новейшей истории Русской Православной Церкви, который проводит большую работу по сбору материалов о гонениях на Православную Церковь в России в период советской власти и издает научную серию "Материалы по новейшей истории РПЦ" (с 1994). С 1998 года – член Синодальной комиссии по канонизации святых, активно участвовал в подготовке масштабной канонизации новомучеников и исповедников Российских на Архиерейском юбилейном Соборе Русской Православной Церкви 2000 года.

Протоиерей Владимир Воробьев является заместителем председателя Учебного комитета при Священном Синоде по вопросам лицензирования, аккредитации и стандартам (с 2002 года); членом Синодальной богословской комиссии, Издательского Совета МП, научно-редакционного совета по изданию "Православной энциклопедии", членом редколлегии журнала "Православная беседа" и других церковных и светских научно-образовательных объединений и организаций. Является заместителем председателя Совета по теологии в Учебно-методическом объединении по классическому университетскому образованию в России.

Примечания

1. Мамона, муж. – бог богатства и наживы (у некоторых древних народов).

2. Протоиерей Владимир Воробьев был благочинным, настоятелем московского храма святителя Николая в Плотниках на Арбате.