"Какой ещё пост, нам и так трудно"

«КАКОЙ ЕЩЕ ПОСТ, НАМ И ТАК ТРУДНО!» НО ЭТО НЕ ТЯГОТА, А ВРЕМЯ СВОБОДЫ

  «Одна прихожанка говорила, что на Руси Петров пост называли “петровки-голодовки”, потому что старый урожай съеден, а новый еще не подоспел, а ей по состоянию здоровья голодать никак нельзя. Я ей объяснил, что для болящего человека еда как лекарство, и пусть ест все, что можно, а мои разъяснения про духовную сторону поста были для нее как откровения». Священник Сергий Круглов — о смысле Петрова поста и вопросах, которые возникают у людей.

Ох, непопулярная эта тема — Петров пост, посвященный, как вы знаете, почитанию трудов святых первоверховных апостолов Петра и Павла. Он настает через неделю после Троицы, всякий год длится разное время, а в этом году — почти месяц. Непопулярная, несмотря на то, что пишется и говорится про него каждый год во множестве. Простите, что умножу это множество и своими некоторыми размышлениями, отрывочными и несистематичными, но кажущимися мне важными заметками на полях.

Всякий раз, когда приходится писать или проповедовать о посте, особенно почему-то об одном из летних, замечаю за собой, что с кем-то полемизирую. С кем-то, не то чтобы не верящим в Бога и не принимающим Церковь, но с явно воротящим от поста нос. С кем?

Есть такое, чего греха таить, у священников и вообще у современных православных витий в сане и вне его, говорящих о вере и Церкви с церковного ли амвона, в лентах ли соцсетей: придумать некоего оппонента, совопросника, создать перед верующими слушателями его образ, и его же блистательно развенчать и обличить. Кто этот воображаемый оппонент? Обобщенный образ врага Церкви?

Нет, избави меня Господь — создавать такие образы присуще идеологам, а мне важна и интересна не идеология, а жизнь. Может быть, тогда — это я сам, альтер, что называется, эго, перенес на кого-то воображаемого свои собственные больные вопросы, нерешенные проблемы и обсуждаю их прилюдно, так тоже нередко случается у проповедников (Помните анекдот, в котором на слова батюшки: «Все мы страдаем за наши грехи!» — слышится саркастический вопрос из зала: «А чего это все мы должны страдать за ваши грехи?»). Нет, этак тоже не пойдет.

Лучше уж, говоря о посте, держать в уме конкретные вопросы конкретных людей, отвечать именно на них и как-нибудь, избегая витийства, пытаться вместе разобраться, авось и будет польза, Богу содействующу.

Итак, недавно после службы, говоря собравшимся о радости быть с ними вместе в храме в дни Пятидесятницы на Литургии и о том, как эту трудную радость приходится особо ценить в дни коронавируса и карантина, когда не знаешь, что ждет завтра, я сказал также:

— А еще поздравляю вас с наступающим Петровым постом!

В основном наши минусинские прихожане к постам относятся с одобрением, однако один человек после службы все же мне сказал:

— Ну вот, какой еще пост! У нас у всех и так жизнь вон какая, запёрли нас на карантин, и так нам трудно!..

Говорю:

— Так что же, раз карантин, так и пост отменить?

Он мне:

— А может, и так! Времена меняются, и Церковь должна под них подстраиваться!

Вот с этим реальным оппонентом мы какое-то время разговаривали. Говорю ему:

— У меня есть знакомые, которые вообще считают, что Великий пост — еще ладно, а Петров, Успенский и Рождественский надо отменить, что первые христиане их не знали, что их придумали клерикалы-мракобесы, и в таком роде. Вы, поди, тоже так думаете?

Он, оказалось, так и думал, и еще много чего думал, и переубедить в итоге мне его не удалось. Да я, в общем, и не особо старался переубеждать, вольному воля. Но свой взгляд ему сообщил.

Взгляд же таков: если считаешь, что пост — некая дополнительная тягота, которая специально налагается на христианина кем там, церковными властями или самим Богом, чтоб христианин помучился, ибо мучение полезно, и измученным запретами человеком проще манипулировать, проще встроить его «в ряды коллектива», то это не так.

Если воспринимаешь пост как лишение того и сего в виде наказания, как обязаловку, за исполнением которой следит надсмотрщик — лучше вообще не постись.

Другой реальный оппонент, выступавший против Петрова поста, была, помню, одна дама, боявшаяся за свое здоровье. Она упирала на кулинарную составляющую, говорила, что на Руси Петровки называли «петровки-голодовки», потому что старый урожай съеден, а новый еще не подоспел (очень актуально для современного горожанина, да?), а ей по состоянию здоровья голодать никак нельзя.

Просто я ей объяснил, что для болящего человека еда как лекарство, и пусть ест все, что можно, а с другой стороны, непросто — весь подвиг поста она видела именно в телесном аспекте, и какие-то мои разъяснения про духовную сторону поста были для нее как откровения. Но я, помню, был рад, что она все это в конце концов поняла и приняла.

И еще был один интересный у меня товарищ, творческая личность. К посту он подходил тоже творчески (вроде бы, как прекрасно звучит, да?). Он считал пост таким увлекательным опытом христианской психоделики, расширения сознания. При этом, конечно, во главе у него было именно «я и мое сознание». То есть ничего о том, что поститься нужно в послушании Церкви, слышать он не хотел, при самом слове «послушание» он напрягался.

Постился, помню, сурово, куда там йогам, но как попало и когда попало, для него не было разницы вообще, среда там или пяток, Петров пост или Великий и чему они посвящены. И ничем хорошим это не закончилось, то есть закончилось тем, что эти свои «опыты» он в конце концов бросил (и слава Богу, я считаю).

С ним мы говорили о том, что творческий кайф, основанный на самости, и радость во Христе — вовсе не одно и то же (в то время я и сам для себя осмысливал и переживал эту тему), что попытки забраться на Небо — не то же самое, что научиться принимать подаваемое с Неба, и с тех пор в понимании вот этой разницы я укрепился еще больше.

Буду ли поститься в Петров пост я сам? «Вот так вопрос! Как это, священник и еще решает, поститься ему или нет?!» — а что вы думаете, священник тоже человек, а всяк человек, сами понимаете…

Буду. И именно — в послушании Церкви. Реплик типа «тупое послушание», «слепая вера», «закомплексованность и мракобесие» я за годы своего воцерковления наслушался немало, когда-то вступал в прю «за единый аз», каковая пря осложнялась и тем, что сам я тоже ничего тупого и слепого не люблю, а нынче же стал, видимо, стар, и сил на полемику ради полемики у меня уже нет.

Всему этому я могу противопоставить только одно — свой собственный опыт. А этот опыт показал мне : я люблю Церковь, и она, как бы странно это на чей-то слух ни звучало, тоже любит меня. И послушание, то есть доверие к наработанному Церковью, к традиции поста в том числе, дается Церковью человеку именно в помощь ему в деле его спасения, то есть спас-то человека Христос, а дело человека — принять это спасение и усвоить его. (Спасением дело, конечно, не заканчивается, путь за Христом ведет христианина еще дальше, но сейчас я — пока о спасении). И вот это послушание Церкви, доверие в любви к ней, спасало меня в жизни не раз.

Как докажу? Никак. Хочешь узнать, в чем смысл и ценность поста — приступай к нему сам.

Для меня любой пост, в том числе и Петров — опыт попыток обретения свободы. Приведу здесь слова епископа Каллиста (Уэра), он говорит, правда, не о Петровом, а о Великом посте, но, имея в виду аспект свободы, разницы не вижу:

«Будучи временем постижения и обновления, временем духовной весны, пост также связан с тем, как мы используем нашу человеческую свободу выбора. Великий пост — это время, когда мы учимся быть свободными. Ибо свобода, с одной стороны, есть нечто непосредственное, но с другой стороны, и то, чему нужно учиться. Если бы вы спросили меня: “Вы играете на скрипке?” — и я бы ответил: “Я не уверен, я никогда не пробовал…”, — мой ответ показался бы вам несколько странным. Потому что я вовсе не свободен сыграть сонату Баха на скрипке, если сначала, путем долгих и упорных занятий, не овладею инструментом.

На нравственном уровне дело так же обстоит и с проявлением нашей свободы. Будучи человеком, созданным по образу и подобию Божьему, я не обладаю истинной свободой, пока не научусь использовать данную мне свободу правильно, а подобное научение предполагает послушание, дисциплину и самоотречение. Свобода не просто дар, это еще и задача. Русская духовность называет это аскетическим подвигом. Как справедливо отмечал Николай Бердяев (1874-1948): “Свобода не легка, как думают ее враги, клевещущие на нее, свобода трудна, она есть тяжелое бремя” . Но также она есть привилегия и радость».

Священник Сергий Круглов
Источник: Православие и Мир