8-ое Воскресное Евангельское чтение

Воскресные Евангельские чтения. Евангелие 8-е

А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб, и видит двух ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его. Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус. Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! – что значит: Учитель! Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему. Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей (Ин. 20, 11-18).

В нынешнем, восьмом по счету, утреннем Евангелии [*] рассказывается о первом явлении Воскресшего Господа, – и именно Марии Магдалине. Евангелисты согласно говорят, что ей первой явился Он по Воскресении Своем.

Как же это было? Мария Магдалина, как мы уже видели, не пришла ко гробу Спасителя вместе с Петром и Иоанном! Или по причине усталости отстала (ведь она делает уже третий путь); или же, после извещения апостолов, она забегала куда-либо еще (например, к знакомым женщинам), что мы считаем вероятнее; ибо легко предполагать это: горячая душа Марии едва ли могла удержаться от того, чтобы не оповестить и других, кроме апостолов. И после этого она снова бросилась ко гробу, вслед за старшими апостолами – Петром и Иоанном.

Во всяком случае из предшествующего рассказа о путешествии апостолов (причем они бежали) видно, что Марии Магдалины там с ними не было. А евангелист Иоанн, писавший это, конечно, не минул бы упомянуть о ней: ведь пишет же он об особом, – непосредственно за своим возвращением домой, – явлении ей.

Поэтому можно думать, что она вторично прибежала ко гробу, когда апостолы уже удалились оттуда. И, как увидим сейчас, она думала по-прежнему: кто- то унес Господа в иное место. Другого ничего она не могла придумать; и первую, явившуюся ей мысль она продолжала считать правильной и даже единственной. Да и вообще она не любила много думать: это был человек чувств, порывистый.

В таком состоянии она снова пришла ко гробу... И опять одна... Если она и забежала к другим женщинам с странным сообщением о пустом гробе, то, вероятно, на короткий момент; и тотчас же опять пустилась ко гробу... Дорогой она думала – если и думала, – как и прежде: взяли Господа. Но и умерший Господь (а теперь куда-то перенесенный) дорог был ей... Это так понятно! И теперь мы знаем случаи, когда жены, любящие своих мужей, посещают могилу их ежедневно... Даже уже шестой месяц... Пусть это неразумно: но любовь не знает законов ума!

А в это время уже рассвело... Но солнце, может быть, еще не взошло... Ведь в первый раз Мария Магдалина приходила рано, когда было еще темно (Ин. 20, 1).

...Что же она видит? То же самое... Гроб раскрыт... Камень отвален... Иисусова тела нет... Она останавливается около входа... И плачет. Любящему сердцу хочется плакать... Плачет...

И, естественно, ей захотелось хоть заглянуть вовнутрь... Зачем? Конечно, не для проверки... Она была уверена: унесли... Почему же? «Да так», – говорим мы, когда делаем что-нибудь недолго думая, а почти механически, просто...

Заглянула... Наклонилась лишь, а не вошла, во гроб: так же и про Иоанна было сказано, что он наклонился, но не вошел (Ин. 20, 5). И тот увидел пелены; а плата не заметил... Может быть, тогда было еще темновато: одно видел, а другого не рассмотрел. Так и Магдалина... Наклонилась: значит, гроб был ниже входа; как это и теперь делается. А она все плакала. Слезы заволокли ей глаза.

И вдруг оттуда, из гроба, мелькнуло что-то светлое... Не плащаницы и не плат... При сильном свете вещи не видны... Да глаза ее – в слезах... Какие-то двое светлых мужей. Ангелы... В светлом, белом одеянии: один у главы, другой у ног, где лежало тело Иисусово. А Марии Магдалине хорошо запомнилось это: она была все время, когда Иисуса обвивали чистою плащаницею и погребали (Мф. 27, 59 – 60). Евангелист говорит: была же там Мария Магдалина и другая Мария... И упоминается даже, что они сидели против гроба (Мф. 27, 61). От этого она знала: где головная часть, а где ноги.

Судя по Евангелию Иоанна, эти двое ангелов не произвели на нее впечатления. Может быть, глаза ее наполнены были слезами, ибо она наклонилась во гроб, когда плакала, – что не случайно отмечает апостол; или она приняла их за простых людей; или же, – что вернее всего, – она жила только куда-то унесенным Господом... А ангелы? Для нее они сами по себе теперь не имеют особого значения: и они не могут помочь ей в ее единственной скорби: нет Господа! И потому она и не заинтересовалась, хотя бы и сознала, что здесь ангелы... Его нет...

Тогда ангелы постепенно возбуждают в ней мысли: жена, что ты плачешь? Такой простой и естественный вопрос!

Она отвечает им так же, как и сообщила апостолам: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его. Апостолам она говорила – без слова моего, потому, что не смела этого сказать: апостолам Он так же дорог был, как и ей. Но тут она – одна, и про себя может сказать: Господа моего. Кроме этого, она хочет объяснить: почему она плачет? И почему она Его ищет? Унесенный ведь ее, Мариин, Господь!

Еще – отличие с сообщением апостолам: там она говорила: не знаем, а сейчас: не знаю. Для апостолов понятно было общее – не знаем, так как хотя бы она одна видела гроб пустой, но по привычке говорит: мы не знаем. А сейчас незнакомым людям было бы непонятно: кто это мы, когда они видят ее одну? Прочие слова – те же. Так она уверена была в своем мнении; и не думала ни о каком Воскресении Мертвеца! Да и чему здесь удивляться? И лучшие ученики не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых (Ин. 20, 9). И только дивились...

Но тут произошло совершенно неожиданное событие... Его так единодушно объясняют толковники... Вероятно, произошло некое движение в поведении ангелов... Доселе они говорили с Марией; а сзади ее появился Воскресший; и ангелы, – не успев ничего еще ответить на ее горе, что унесли Любимого,– отвели взор свой от нее к Господу; а это обратило внимание и ее: и она обернулась туда же, назад... Механически... И там стоит кто-то третий... А она была все в слезах... И возможно, что слезы и мешали ей узнать Господа... О Воскресении она же не думала... Должно быть, это – садовник... А она думает только об Одном, Которого куда-то унесли...

Тогда Христос спрашивает ее, как и ангелы: жена, что ты плачешь? И добавляет: кого ищешь? Она не узнала Его голоса... Да могла ли она и думать, что Он – жив! Конечно, нет. И никакой голос не мог бы обратить на себя ее внимания... Унесли... Куда? Вот этот садовник, может быть, знает? Он ведь караулит сад... Ему больше, чем кому-либо другому, ведомо: куда перенесли тело Господа... Она даже не называет Погребенного Господом, – как ангелам: ведь это же – простой сторож! ведь он и понять не может, что Мертвец – Господь... А потому она говорит с ним о Христе – безлично: Его... Будто сторож знает – или должен знать – о Ком идет речь?.. Ей-то все понятно... А мы от Марии не будем спрашивать: почему она говорит так, а не иначе? с ангелами так, а с садовником – иное.

О! не требуйте от нее того, чего мы могли бы ждать от спокойного ума... Здесь только – одна пылкая любовь, а не философский рассудок; одно – сердце, а не холодное, расчетливое любопытство... Господин! если ты вынес Его, скажи мне... куда перенес? где ты положил Его? А уж я возьму Его.

Зачем взять? Где деть Его? Да и легкое ли дело женщине взять и нести мужское тело? Но Мария сама не знала: что говорит?!

И вдруг она слышит: Ма-ри-е! Голос Господа... Он знает, как ее зовут... Этого и ангелы не говорили ей; а Он сказал... Но главное – голос... голос... Его... Но об этом мы говорим дольше, чем было: она в ту же секунду бросилась к Нему... Душа – пылкая!..

Но еще прежде этого останавливает нас одно слово евангелиста: обратясь... Это показывает: все записано с рассказа самой свидетельницы...

Значит, Мария стояла как-либо вполоборота к «садовнику» и к ангелам; и разговор свой вела без особой надежды... Да и не думала она об этом... Она просто повторяет уже третий раз одно и то же, как затверженный урок: взяли... Унесли... Положили!.. И, убежденная в этом, она лишь плачет; а говорит, что первое пришло на ум... Вот разве «садовнику» добавила неразумное: я возьму Его... И плачет... Глаза в слезах...

И вдруг – Его голос и ее имя: Mapuel Она моментально обратилась на голос и, вскрикнув Раввуни (еврейское «Учитель»), бросилась Ему в ноги и – понятно – хотела ухватиться за них... О, это все так понятно! Как бы сами мы были там! И нам бы захотелось сделать то же! Но Учитель останавливает ее порывы. Не прикасайся ко Мне!

Сначала поймем до конца Марию... Про нее Церковь говорит так: «Мария же, аки жена немощная» бросается к Господу. И может быть, в ней, помимо благоговения, было некоторое не духовное, а душевное чувство; а душевное – близко к плотскому (ср.: 1 Кор. 2, 14; и епископа Феофана Затворника: «Что есть духовная жизнь?»). И кроме того, она смотрела на Христа как на Учителя, Человека, а еще не как на Богочеловека... Поэтому и остановил ее Господь...

При этом Воскресший объясняет причину такой строгости теперь... Не думай, Мария, что Я – простой человек! Нет! Я – Богочеловек! Я – оттуда, откуда и сошел! от Отца. На Тайной вечере Он не раз повторял ученикам, что теперь, по смерти и Воскресении, Он пойдет к Отцу Своему как Единородный Сын Божий.

И это время наступило: Я восхожу к Отцу Моему... Восхожу... Еще не взошел, но уже восхожу... Так и мы о близком будущем говорим иногда, как уже о наступающем: например, кончаем какое-либо дело, но еще не кончили его; или: день наступает, но еще только заря начинается... Итак, это понятно...

Но какая связь этого восхождения – с запрещением: не прикасайся, так как между этими двумя событиями поставлено причинное ибо – потому что. Значит: сейчас не прикасайся; ибо Я еще не восшел; следовательно, когда взойду, тогда можно? Да! тогда можно! Ибо тогда не будет опасности для порывистых людей. Тогда будет не телесное «касание», а – духовное.

Вместо же прикосновения Господь посылает Марию к братиям и апостолам [сказать], что наступает теперь время восхождения, вознесения... Воскресение совершилось... Остается вознесение: о нем ученики тоже не разумели: Отцу Моему – различие от и Отцу вашему. Христу Отец – по естеству; а людям – по вере и благодати: Богу Моему и Богу вашему. Бог теперь и Ему Бог, по человечеству. Явление кончилось... Мария бежит к апостолам и возвещает им теперь, что она видела – сама видела – Господа; и передала все, что Он сказал ей. О прочем: ни об ангелах – куда они делись, ни о том, как чувствовала себя Мария Магдалина на пути при втором посещении апостолов, – евангелисты обычно не говорят: все их интересует лишь постольку, поскольку это относится ко Христу.

Из других евангелистов мы можем заключить, что и Марии апостолы не поверили (Мк. 16, 9-11)...

Но пламенному апостолу Петру, конечно, теперь еще более не терпелось... Он в другой раз побежал ко гробу...

И на пути – как-то – явился и ему Христос. Об этом твердо говорит евангелист Лука со слов уже самих апостолов и бывших с ними, что Господь истинно воскрес и что Он явился Симону (Лк. 24, 33-34) ... Но, видимо, не все еще веровали. Приходят эммаусские путники и рассказывают о явлении. Но и им не поверили (Мк. 16, 13) ... И потому Он Сам является им... И упрекает за такое неверие даже и очевидцам. Мы же говорим:

Христос воскрес! Воистину воскрес!

Источник: Вениамин (Федченков), митр. Царство Святой Троицы. – М.: Правило веры, 2006. С. 659-666.

ПРИМЕЧАНИЕ

[*] Имеется ввиду одно из евангельских зачал, читаемых на утрени за каждым воскресным вечерним богослужением, начиная с праздника Пасхи.

Зача́ло (греч. περικοπή) – нечто отделенное со всех сторон) – пронумерованные фрагменты текстов Евангелия и Апостол (раздел, объединяющий книгу Деяний апостолов и апостольские послания), на которые они разделены для прочтения при совершении богослужений.

Существуют:

· Рядовые зачала – на каждый день в течение года;

· Праздничные зачала – для праздничных служб;

· Постовые зачала – для богослужений во время Великого поста;

· Общие зачала – для «общих служб» святым;

· Требные зачала – «на всяку потребу» (для таинств и треб) и другие.

Счет зачал начинается с Пасхи, открывающей «новый год» подвижного годового цикла. Первое евангельское зачало – «В начале было Слово…» (Ин. 1, 1-17); первое апостольское – «Первую книгу написал я к тебе…» (Деян. 1, 1-8).

В Евангелии по Матфею церковных зачал 116, по Марку – 71, по Луке – 114, по Иоанну – 67. В Апостоле зачала суммарно просчитаны сплошь, всего их 355. Книга Апокалипсис разделения на зачала не имеет, т.к. за богослужением не читается. Если одно и то же зачало относится сразу к нескольким событиям, то оно может быть разделено на части. Когда написано «зачало …, от полу», это значит, что зачало следует читать не с начала, а немного ниже.