7-ое Воскресное Евангельское чтение

7-ое Воскресное Евангельское чтение

Воскресные Евангельские чтения. Евангелие 7-е

В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба. Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его. Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу. Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый. И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во гроб. Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие, и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте. Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал. Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых. Итак ученики опять возвратились к себе (Ин. 20, 1-10).

Это, седьмое по счету, Евангелие [*] – одно из самых небольших рассказов о Воскресении Господа. Но в нем не было самого явления Воскресшего, а ученики были только очевидцами, что гроб опустел... Почему было так, – увидим.

Произошло же это таким образом. Как уже несколько раз мы видели, первыми свидетелями этого были мироносицы. Здесь евангелист Иоанн упоминает лишь одну Марию Магдалину. Была ли она одна у гроба или с нею были и другие женщины, неизвестно: возможно то и другое. Или же повествователи соединили вместе разные явления? Возможно. Да это и совершенно не важно! Об этом нисколько не беспокоятся евангелисты: им важно лишь удостоверить факт самого Воскресения.

Во всех этих явлениях живейшее участие принимала Мария Магдалина: об этом свидетельствуют все четыре евангелиста. Почему она была на первом месте – мы уже говорили в объяснении третьего Евангелия: изгнания из нее семи бесов, сердечное расположение к Исцелителю, горячий нрав ее – все это сделало ее чрезвычайно приверженною к Господу.

И понятно, что даже самая гробница, после погребения Христова, привлекала ее. Впрочем, тут ничего необыкновенного нет: и ныне мы знаем, что люди, даже неверующие, нередко посещают могилы любимых лиц.

И пламенная Мария из Магдалы (и сейчас имя «Мария» весьма распространено, и тогда было то же) сразу же бросилась ко гробу... Только влекомая сердцем своим... Ни о чем ином она и не помышляла: ни о Воскресении, ни об ангелах, ни о краже, ни о перенесении тела в иное место... Бежала, куда влекло сердце ее.

Было рано, когда было еще темно, она добежала... Что она будет там делать, она и об этом не думает... Другие женщины хоть приготовили ароматы, миро, благовонные масти, чтобы помазать Иисуса; она и этого, может быть, не думала... Ничего не думала... Бежала еще при тьме...

И вдруг видит то, чего тоже не предполагала: камень отвален от пещеры! Отвален... Значит, там Христа нет? Что такое? И ей пришла только одна мысль, что кто-то унес тело отсюда... Кто? Куда? Зачем? Где искать?

Вероятно, и эти мысли не приходили ей в голову. А если бы и приходили, то что бы она могла ответить на них? Не только пламенной душе Марии, но какому угодно холодному уму мужчины – не придумать, что Умерший Воскрес... Это уж было выше всякого ума! Оставалось поверить первой мысли: тела нет... Кто-то унес...

И пламенная Мария, недолго думая, тотчас же поворачивается и бежит, – конечно, бежит: разве тут можно спокойно идти? К кому же? Ну конечно, к главным ученикам Христовым – Петру и Иоанну, которого особенно любил Иисус: так любит называть себя евангелист, а не по имени (Ин. 20, 2; 21, 7 и т. д.). Этим он более всего дорожил. Да и как иначе?! Да и неудобно для чистой души ссылаться на себя, на свое свидетельство: Иоанн – смиренно ли это? ему ли подтверждать Самого Господа?! Наоборот: не Господом ли подтверждается все прочее?!

...Прибежала Мария и впопыхах говорит им – о том первом, что пришло ей в голову, и о чем она, на спешном пути, не раз вспоминала, – взяли... взяли... взяли... унесли Господа из гроба и не знаем, где (теперь) положили Его?

«Унесли», – так часто и мы говорим, не зная: кто именно?

Но другое слово – не знаем – побуждает нас думать, что Мария не одна была у гроба... А может быть, и одна; но только она свои личные мысли приписывает и другим; потому что и другим можно только думать об этом: унесли; а куда положили – не знаем.

Что потом случилось с Марией, – не сказано. Но из последующего мы видим, что, когда Петр и Иоанн возвратились к себе, она – осталась, стояла у гроба и плакала. Значит, она побежала за апостолами; и как женщина отставала от них.

Ученики – их было несколько в доме том – не поверили ей, о чем писалось выше... Но не такой был пылкий Петр... И не мог быть таким и любящий, и любимый Господом Иоанн. Оба они, даже не сговариваясь, тотчас вышли, и пошли ко гробу... Нет! не просто пошли, а побежали... Да и невозможно представить иное. И сказано лишь: Иоанн бежал скорее Петра... Скорее: значит, и тот бежал...

Молодой Иоанн – резво бежал, не думая даже о Петре... Скорее бы увидеть: что такое?! За ним спешил Петр... И тут он, может быть, уже забывал, что отрекался от Него? Право, не до того было... И себя забыть можно при таком известии: что с Ним? – вот одно теперь захватывало их.

Мария отставала от обоих: ведь она уже третий раз спешит... Скоро шла в первый раз. Обратно – уж бежала... Теперь бежит третий раз... И понятно, что о ней тут не упоминается... Да и зачем упоминать? Евангелия повествуют только о Христе... А о других упоминается постольку, сколько это относится ко Христу... О Марии, – как и о всяком ином человеке, – Евангелия не находят нужным писать, раз это не относится ко Христу. После о ней будет целый и подробный рассказ, как ей одной явился Христос, – то другое дело.

Итак, Иоанн добежал первым... И наклонился во гроб... Про Марию не сказано было даже и этого. Иоанн же наклонился; или просто посмотрел в гроб; или же гробница была ниже входа, и нужно было нагнуться, чтобы увидеть лучше, что тела нет... И, наклонившись, увидел лежащие пелены Его... Да! Господа нет здесь... Где же Он? Но не вошел во гроб. Почему это упоминает евангелист про себя самого? Значит, он придает этому какое-то особое значение... Какое же? Можно предполагать разное. И конечно – не робость... Да и чего робеть?

Что же? Сложные чувства зародились, может быть, у апостола: и в самом деле, не Воскрес ли Господь? Трудно – даже невозможно – было понять это... Пустой гроб одно лишь говорит: Его нет здесь... Это вот ясно... А дальше непонятно...

Обследовать для любящего ученика неприлично даже и в доме своего любимого Учителя, –а не только в гробнице... Да и что обыскивать? Его нет здесь... Вот и плащаница... Чего же искать больше?..

...Итак, что же?.. Воскрес? Да! Воскрес! И чистое сердце склонно стало веровать...

И пока он так раздумывал, – добежал Петр. Он был другой по натуре человек: пылкий, порывистый, горячий, нераздумывающий. Он тотчас же бросается внутрь гроба... И видит... видит непонятное... Гроб пуст... Это ясно... Но где же Он? И притом – остались здесь плащаницы, – да еще в порядке сложенные... Что же это такое? Разве Он нагим Воскрес? Непонятно...

Украли? Унесли? – говорит Мария... Но кто же крадет мертвеца, да еще нагого? Непонятно! Да и какой же вор будет раздевать мертвеца? Да еще и складывать с тела плащаницы? А и снять плащаницы трудно: смирна, которою обмазывают мертвых, приклеивает полотно не хуже свинца... Непонятно...

А вон там лежит еще и плат с головы... В другом месте... Но тоже сложенный, свитый... Почему? Кто это сделал? ... Кто это сделал?.. Непонятно... Ох, кругом – непонятность, непостижимость... Конечно, все это думалось скоро.

В это время за Петром вошел в гробницу и другой ученик; и снова евангелист не называет своего имени – Иоанн. Он все это увидел прежде Петра... Но не обратил внимания на плат... Может быть, было еще темновато в гробнице? Да ему и не требовалось разбираться в этом вопросе... Да и что скажут эти плащаницы? И этот плат! Говорят: унесли, украли, – как думает наивная Мария. Ему ясно было, что это немыслимо...

Да и что значит все это по сравнению с другим величайшим фактом: «А если Он Воскрес?!» И все светлее и светлее становится на душе любимого ученика... Воскрес? Да, Воскрес! Но говорить об этом Петру – нельзя еще... Иоанн видит полное недоумение его... И только... Почему же и зачем он вошел в гробницу за Петром? – остается небольшой вопрос. И не сказано, но записано там им самим. Так было... Но какой смысл в этом?

Если допустить, что Он Воскрес, то теперь все – интересно: и что остались плащаницы, и плат на отдельных местах; и в порядке сложенные. Все это еще более убеждает, что тут произошло нечто особенное, что это – не человеческих рук дело! Воскрес! Воскрес! И увидел он, – и уверовал, – сказано им самим в Евангелии. Вот его собственное объяснение! Чему же уверовал? Конечно, не тому, что гроб пуст и Его тут нет... Тут и веровать нечему: всякому очевидно – и Марии, и Петру, и ему...

Другое дело поверить в Воскресение... Вот другие ученики не поверили: это понятно. Да и трудно поверить небывалой вещи! Трудно всякому, надеющемуся на свой ум! Вот и Петру трудно... И даже поделиться с ним своими переживаниями нельзя: не поверит!

А чистое сердце – способнее к вере... Но не думает Иоанн об этом: он сам уверовал; и ему тепло стало на душе...

Но как это случилось? – и ему непостижимо... Господь ученикам несколько раз уже говорил о Своем Воскресении, – но они не понимали...

А Ветхозаветного Писания о том, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых ученики не знали... Да если бы и знали, понять его не могли... Только факт мог убедить их... Оставалось теперь одно: ученики опять возвратились к себе... Петр – с полным непониманием; Иоанн – с тайною верою.

А тем временем Мария подошла... И плакала... Ей дорога была и пустая гробница...

И мы с Иоанном веруем:


Христос Воскрес! Воистину Воскрес!


Источник: Вениамин (Федченков), митр. Царство Святой Троицы. – М.: Правило веры, 2006. С. 653-659.


ПРИМЕЧАНИЕ:

[*] Имеется ввиду одно из евангельских зачал, читаемых на утрени за каждым воскресным вечерним богослужением, начиная с праздника Пасхи.

Зача́ло (греч. περικοπή) – нечто отделенное со всех сторон) – пронумерованные фрагменты текстов Евангелия и Апостол (раздел, объединяющий книгу Деяний апостолов и апостольские послания), на которые они разделены для прочтения при совершении богослужений.

Существуют:

· Рядовые зачала – на каждый день в течение года;

· Праздничные зачала – для праздничных служб;

· Постовые зачала – для богослужений во время Великого поста;

· Общие зачала – для «общих служб» святы;

· Требные зачала – «на всяку потребу» (для таинств и треб) и другие.

Счет зачал начинается с Пасхи, открывающей «новый год» подвижного годового цикла. Первое евангельское зачало – «В начале было Слово…» (Ин. 1, 1-17); первое апостольское – «Первую книгу написал я к тебе…» (Деян. 1, 1-8).

В Евангелии по Матфею церковных зачал 116, по Марку – 71, по Луке – 114, по Иоанну – 67. В Апостоле зачала суммарно просчитаны сплошь, всего их 355. Книга Апокалипсис разделения на зачала не имеет, т.к. за богослужением не читается. Если одно и то же зачало относится сразу к нескольким событиям, то оно может быть разделено на части. Когда написано «зачало …, от полу», это значит, что зачало следует читать не с начала, а немного ниже.